— Обещал с утра.
— Хорошо.
Четыре часа сна лучше, чем ничего, решаю я и отправляюсь домой. Один плюс: чужие проблемы, имеющие ко мне лишь опосредованное отношение, могут подгрузить так, что становится не до своих. Своих, кстати, до последнего времени у меня и не было. Можно сказать, осознанный выбор.
Наконец-то отрубаюсь, силой воли все-таки выпнув навязчивые образы из головы.
Утро встречает октябрьским холодом, пробежка по которому бодрит не хуже контрастного душа.
Настраиваюсь на то, что день будет нелегким и его просто нужно пережить, как и второй… и третий…
Еще один способ взять под контроль нервы — готовка: предельная концентрация и полное погружение, все остальное отходит на задний план. Не могу сказать, что пользуюсь этим способом часто, завтрак в кафе — реальная экономия времени, но если нужен верный настрой, лично мне помогает.
В результате на работу я приезжаю если не в хорошем, то во вполне сносном расположении духа, а вот дальше начинается… жопа, причем по размерам ничуть не меньше слоновьей.
Беда не приходит одна? Тут она с такой группой поддержки, что к вечеру у меня появляется потрясающая идея ввести на фирме чрезвычайное положение и в приказном порядке обязать всех следовать установленным правилам с почасовой отчетностью.
Разговор с боссом просто сливается, так как у него находятся более важные дела, чем безопасность собственной жизни. Беседа же со вторым по значимости человеком на фирме сводится к гениальному «ждем, пока перебесится».
Успеваю раздать своим подчиненным указания по удаленному сопровождению до того, как обнаруживаю на экране телефона входящий под заголовком «Девочка-проблема». Первые секунды соображаю, что это вообще такое. Мой телефон хакнули? Но это невозможно! И только еще раз утвердившись в этой мысли, понимаю, кто это. Тот вечер, зареванная девчонка с придурком Гришей. Когда я вычищал его контакты с ее телефона, не удержался и оставил свой номер со словами: «Объявится Гриша, звони».
Порыв? Предчувствие? Да нет, скорее, знание, что такие просто так не отлипают. И если мое внушение он не воспринял всерьез, а она — наоборот, то можно довести дело до конца. На автомате скрещиваю пальцы, чтобы не было слишком поздно или, наоборот, что девочка просто заскучала.
— Да, — начинаю первым.
Здоровается, извиняющийся, неуверенный голос, и быстрая скороговорка:
— Простите, я не стала бы вас беспокоить, но я не могу связаться ни с кем из своих, а вы оставили номер, и я подумала…
— Что случилось? — торможу ее поток оправданий.
— Гришка… Его обвиняют в ограблении, в тот же вечер, когда он…
— При чем тут ты? — задаю вопрос лишь для подтверждения своего вывода: этот сучонок ткнул в нее, как в ту, кто может подтвердить его алиби.
— Меня забрали в полицию для дачи показаний, а я не могу дозвониться взрослым, и я не хочу тут оставаться, — уже хныкает она.
— Мать? Отец? — понимаю, что, даже найдя того, кто сможет помочь, добиться, чтобы отпустили несовершеннолетнюю девчонку, без официального представителя будет сложнее.
— Папа занят и отключил телефон, даже не выслушав, — цедит она сквозь зубы, с трудом сдерживая обиду. — Мама почему-то не берет, но она должна, она никогда не игнорирует наши звонки.
— Какое отделение? — уточняю я, отдавая себе отчет в том, что благородные порывы, хочешь не хочешь, а нужно подкреплять реальными действиями.
Она передает телефон следователю, и мне первый раз везет за этот в прямом смысле херовый день.
Отключаюсь, набираю номер одного из бывших сослуживцев, получаю персональное приглашение и заверение, что к моему приезду он будет располагать полной информацией и сделает все от него зависящее, чтобы помочь мне с моей проблемой.
С моей… бл..ть.
* * *
И все же черная полоса, по которой я двигался весь день, сереет и даже начинает напоминать всего лишь застиранный белый.
Лариса Красина, пятнадцать лет, школьница. Гимназия не из последних. Отец и мать в разводе почти пять лет. У отца другая семья. Мать работает, обеспечивая детям в общем-то сносное существование. Образ девочки-мученицы слетает полностью.
Вспоминаю себя, когда в одиннадцать мать все-таки решилась бросить отца-садиста, и это было таким чудом, что я помогал ей в любой дополнительной работе, за которую она бралась, чтобы встать на ноги и поднять меня. Да, у меня была мощная мотивация. Здесь ее явно не хватает.
Даю свои показания, подкрепляю их фотографией паспорта Григория. Удачно.
Страх в глазах Ларисы исчезает окончательно, и я вижу ее нетерпение побыстрее заполучить свой девайс обратно и, конечно же, поделиться сногсшибательной новостью со всем виртуальным миром.
Слишком быстро и легко. Никакого урока.
— Миш, — обращаюсь я к другу, в кабинете которого мы находимся, ожидая мать Ларисы, которая вышла на связь и уже должна скоро появиться. — А ты не мог бы устроить ей экскурсию пожестче? — прошу я, склонившись к его уху. — Чтобы до нее дошло, как все могло обернуться, не сложись оно так удачно.
Грубо? Да. Зато действенно. И в ее ситуации, когда тыл фактически не прикрыт, более чем полезно. В следующий раз десять раз подумает, связываться ли с кем-то, подобным Гришке.
Михаил ухмыляется, кивает в знак согласия, приподнимается, предлагая Ларисе прогуляться по отделению. Та с интересом соглашается. Да, теперь она уже по другую сторону и любопытство зашкаливает. Бросаю взгляд в окно на окончательно спустившиеся на город сумерки.
Стук. Дверь открывается.
— Добрый вечер, я… Лариса! С тобой все в порядке?
Я брежу? Слуховые галлюцинации?
Всем корпусом разворачиваюсь на голос…
Сола?..
Надя.
Мать Ларисы?..
На долю секунды я глохну, полностью полагаясь на зрение.
Еще меньше… тоньше. С бледным встревоженным лицом и огромными, наполненными отчаянием глазами.
Другая Сола… Нет, моя Надя.
Она, как сумасшедшая, касается дочери, проводя первичный осмотр. Я видел такое слишком часто, чтобы с легкостью отличить наигранную заботу и беспокойство от настоящего.
— Мам, ну хватит, со мной все в порядке, — пытается отбрыкаться Лариса. — Александр Денисович приехал и помог со всем разобраться.
Надя, все еще не отпуская плечи дочери, следит за поворотом ее головы, и наши взгляды встречаются.
Момент узнавания, расширившиеся зрачки, и она мгновенно опускает глаза в пол.
— Спасибо, Александр Денисович, — произносит куда-то в сторону. — Мы свободны? — это уже Мише.
Ну уж нет! Не теперь!
— Михаил Антонович, я объясню Надежде Павловне детали, а у вас с Ларисой еще одно дело.
