Лис, видимо, решив, что его дело сделано, тоже направился к выходу, но у самой двери вдруг обернулся:
— Кстати, а ты не хочешь мне тоже что-нибудь сказать? Ну там, «спасибо» или что-нибудь в этом роде?
Яромир тяжко вздохнул. Тайке показалось, что он едва удержался от искушения закрыть глаза и притвориться спящим, но поступить столь несправедливо дивьему воину не позволила совесть.
— Благодарю и тебя тоже. Хоть и подозреваю, что тобою двигала корысть, а вовсе не душевная доброта.
— Вот этого можно было и не говорить, — фыркнул Кощеевич. — А не хочешь вернуть должок? Я слыхал, у вас, дивьих, вроде так принято?
Губы Яромира сошлись в тонкую линию.
— Учти, я не стану делать ничего, что могло бы…
— Знаю-знаю, можешь не утруждать себя лишней болтовней, — Лис отмахнулся. — Просто обещай мне, что когда ты снова встанешь на ноги, то пойдешь и поговоришь с Радмилой, и мы будем квиты.
Не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты, насвистывая веселую песенку. Когда за чародеем закрылась дверь, Яромир со стоном откинулся на подушки:
— Я что-то не понял, а когда нам Кощеевича подменили? Прошлый вроде таким добряком не был.
А Тайка вдруг поняла, что после всех потрясений этого бесконечного дня ноги совсем ее не держат, и с размаху осела в кресло. Ее потряхивало, и зубы дробно стучали друг о друга, хотя в комнате было хорошо натоплено.
— Мне кажется, ты несправедлив к Лису. Думаю, он любит твою сестру.
— Ерунда, — дивий воин скривил губы. — Этот тип такой же, как и его отец. Ты разве не знала? Обманувшие смерть теряют способность испытывать любовь. Такова цена бессмертия.
Тайка на мгновение задумалась, а потом мотнула головой, не соглашаясь.
— Не-а, что-то не сходится. Маму-то он точно любит. Смотри, сколько всего делает ради Василисы…
— Это совсем другое. К матери даже зверь дикий, неразумный на помощь бежит, — раздраженно фыркнул Яромир.
Ну, приехали… С момента воскрешения дивьего воина и четверти часа не прошло, а они уже опять начали спорить. Это ж надо иметь такой неуступчивый характер!
Всё, кроме смерти (3)
— Ладно, забудь, что я сказала. Просто поговори с Радмилой.
— Да теперь уж хочешь не хочешь, а придется…
Они замолчали, не глядя друг на друга. В комнате мерно тикали часы. Где-то за стенкой скреблась мышь. Снаружи свистел ветер, сдувая с подоконника мокрый снег… И Тайка вдруг подумала, что ей совсем не хочется злиться. Да пускай они продолжат хоть каждый день ругаться по пустякам, лишь бы Яромир был жив-здоров. Потому что нет в жизни худшего зрелища, чем мертвое лицо дорогого тебе человека…
Дивий воин наверняка понимал это, как никто другой. Не зря же так побледнел, когда услышал о своей невесте, которую считал умершей…
Может, не стоило ворошить прошлое прямо сейчас, но слова уже сами сорвались с Тайкиных губ:
— А кто такая Огнеслава? Упырь сказал, она твоя невеста?
— Была ею, — не сразу и крайне неохотно ответил Яромир. — Годы назад. Еще во время войны…
— Вы разорвали помолвку? — Тайка принялась по привычке общипывать кончик своей косы.
— Нет. С чего ты взяла?
— Ну, ты сказал «была»…
Дивий воин посмотрел на нее даже пристальнее, чем обычно, и Тайка порадовалась, что в комнате достаточно темно. Никто не заметит, как она покраснела.
— Я думал, что Огнеслава мертва.
— Но теперь-то знаешь, что нет! Силантий сказал…
Яромир перевел взгляд на свои руки, лежавшие поверх одеяла:
— Словам упыря не стоит безоговорочно доверять. Но теперь я еще больше хочу отправиться в Навье царство, чтобы спасти ее или оплакать. Мне нужно узнать наверняка, понимаешь?
— Конечно, — Тайка кивнула. — Нет ничего хуже неведения.
На самом деле ей было немного горько, но она гнала от себя эти глупые мысли. Момент больше подходил для радости, чем для грусти, — ведь и волшебство вернулось в Дивнозёрье вместе с Марой Моревной. И Яромир, судя по румянцу на щеках, стремительно шел на поправку. И деревню они отстояли! Все было хорошо — Тайке пришлось несколько раз мысленно повторить эту фразу, чтобы заставить себя улыбнуться.
А дивий воин снова заговорил, хотя его ни о чем таком не спрашивали:
— Огнеслава была целительницей. Многих раненых вылечила. Однажды и мне жизнь спасла — прямо как ты сегодня. Тоже, считай, с того света вытащила. Увы, дивьи люди недолюбливали ее и избегали…
— Но почему? — У Тайки округлились глаза. — Она же таким благородным делом занималась, людей лечила!
— За несговорчивый нрав и любовь к спорам. За правду, которую она не боялась сказать в глаза. Никого не напоминает? Да-да, я о тебе говорю, царевна. А еще за смешанную кровь: по слухам, на одну половину дивью, а на другую — навью.
Признаться, сравнение с Огнеславой Тайку совсем не порадовало, но она решила не заострять на этом внимание.
— Надо же, и такое бывает! А ее родители? Они…
— Не знаю, я не спрашивал, — Яромир оборвал ее на полуслове. — Слыхал только, что отец ее не из нашего народа был. Ну, а ты помнишь, как у нас относятся к полукровкам… а во время войны все было еще хуже.
Тайка вздохнула. Ох уж эти предрассудки. Скольким людям они жизнь попортили — наверное, и не счесть.
— А что случилось потом?
— Однажды мы с Огнеславой крепко поссорились. — Казалось, каждое слово давалось Яромиру с трудом. — Тогда многие из наших стали подмечать, что Лютогоровы упыри да злыдни воюют будто бы не в полную силу. Я сам видел, как они не добивали раненых. От Огнеславы это тоже не укрылось. Но, в отличие от меня, она сочла это добрым знаком. Вбила себе в голову, что Лютогор устал воевать и мечтает закончить эту войну. Не успел я ее вовремя остановить: ушла Огнеслава на переговоры — и пропала. Шпионы наши говорили, будто бы вошла девица к врагу нашему в шатер, а обратно не вышла. Другие болтали, что встречали потом предательницу в Кощеевом замке — мол, победила навья сущность дивью, и все прежние клятвы были забыты. Третьи сокрушались, мол, погибла красавица во цвете лет, и даже косточек не осталось — только локоны рыжие обгоревшие на дереве близ вражеского стана и видали…
— А ты ее искал?
— Конечно, — дивий воин вскинулся, будто сам вопрос возмутил его до глубины души. — И из твоего Лиса пытался правду вытрясти, когда он у нас в застенках сидел. Знаешь, что он мне сказал?
Тайка подалась вперед.
— Что?
— Рассмеялся в лицо. Мол, девиц рыжих-бесстыжих в Навьем царстве хоть пруд пруди — разве всех упомнишь. Еще и поддел: от кого невеста сбежала — тот сам виноват. Лучше удерживать надо было. Не знаю, как я ему тогда шею не свернул!
