— Зато ты свое, как вижу, помнишь отлично. Следуешь прямиком по стопам отца!
— В смысле ворую девиц, как Кощей? — фыркнул Лис. — Вообще-то Радмила сама за мной пошла. Понимаю, тебе хочется найти виноватого, а я прекрасно подхожу на эту роль, потому что совершил в жизни много поступков, которыми не горжусь. Но твою сестру я ни к чему не принуждал.
— Думаю, ты врешь!
— Не веришь, спроси у нее сам, когда вы снова встретитесь. Ах да, ты же ее даже выслушать не захотел…
— Прекратите оба! — Радосвет стукнул кулаком по подлокотнику своего трона. — Мы собрались здесь не для того, чтобы ругаться. Яромир, остынь. Лютогор, моя просьба — не условие — была вызвана необходимостью. Все знают, какую силу имеют твои слова. Это дает тебе преимущество. А я хочу, чтобы мы говорили на равных.
— Тебе просто нравится, как я выгляжу с кляпом во рту, — хмыкнул Лис. — Признайся, что мечтаешь снова засадить меня в свои казематы.
— Да, я уверен, что в темнице тебе самое место, — сухо ответил царь. — А еще знаю, что ты непредсказуем, и не хочу подвергать опасности тех, кто мне дорог. Если хочешь думать, что мы тебя боимся, — что же, пускай будет так.
Тайка заметила, что на этих словах Радосвет бросил короткий взгляд на Яромира — и, похоже, не зря: тот хотел что-то возразить, но осекся и закрыл рот. Его возмущение было понятно: наверняка дивьему воину не понравилось, что царь и его за компанию в трусы записал. Но ведь, если подумать, храбрость частенько идет рука об руку с безрассудством. И Лис запросто мог этим воспользоваться — уж он-то прекрасно знал, кого и за какие ниточки можно подергать, чтобы добиться своего.
— Пф! Не думал, что услышу такое от героя войны, — чародей глянул на Радосвета с презрением и вдруг резко повернулся к Тайке: — А ты что скажешь, ведьма? Тоже боишься меня?
Она вздрогнула, потому что не ожидала, что Лис спросит ее мнения. Но бабушка тут же накрыла ее руку своей, словно подбадривая, и волнение в груди улеглось:
— Ты сам говорил: «Все чего-то боятся», — а теперь за это же других упрекать вздумал? — Тайка, не выдержав, вскочила с места. — Для тебя это что, игра? Я думала, мы спокойно все обсудим, как взрослые люди. Но пока вижу, что ты только насмехаться и можешь. Не ожидала такого ребячества! Речь идет о твоей маме, между прочим! Не зря же она мне снилась и о помощи просила!
Лис, получив такую гневную отповедь, даже немного смутился:
— Ты ничего такого не рассказывала.
— Не тебе меня в скрытности упрекать! Сам-то тоже хорош, — Тайка сплела руки на груди и продолжила уже более спокойным тоном: — Это с месяц назад было. Незадолго до Осенин я попала в лес, где сплетаются нити судеб. Увидела там нитку, которой вскоре суждено было оборваться, и укрепила ее, привязав к своей. А потом вдруг оказалась возле Жуть-реки, а на другом берегу — гляжу — Василиса стоит. Она предупредила, что ты меня ищешь, и попросила выслушать. Если бы не это, я бы с тобой вообще разговаривать не стала.
— Погоди, ты была в нитяном лесу? — ахнула бабушка Таисья. — Видела госпожу Пряху?
— Да, а что? — Тайка пожала плечами. — Она сказала, ты всегда ей помогала распутывать нити, а теперь настала моя очередь.
— Все так. Только дорожку в лес она мне ни разу не открывала. Говорила, мол, посиди в поле на пригорочке, а анчутки тебе работу принесут. Видать, по сердцу ты госпоже Пряхе пришлась, — бабушка перевела строгий взгляд на Лютогора. — А вы, молодой человек, постыдились бы. Если бы не наша Таюшка, Василиса уже была бы мертва. Или мне вам объяснить, что означает чужую судьбу к своей привязать?
— Можешь не объяснять, царица, — непритворно вздохнул Лис, взъерошив рукой свои отросшие патлы. — Я в чародействе получше твоего разбираюсь. Значит, теперь безопасность твоей внучки — мой первоочередной долг. Пока жива она, будет жить и моя мать…
— Эй, лучше держись от нее подальше! — Яромир положил ладонь на рукоять меча.
— Да успокойся ты, горячая голова! — отмахнулся чародей. — Говорю же: ее жизнь для меня теперь наивысшая ценность. Любой, кто захочет причинить вред ведьме, будет иметь дело со мной.
Перепалка могла бы продолжиться, но тут опять вмешался Радосвет:
— Ну, а теперь-то мы можем наконец обсудить наше общее дело?
Лис кивнул. Вся его напускная веселость ушла как не бывало, плечи поникли, спина ссутулилась. Он выглядел очень несчастным, и в этот раз, похоже, без притворства.
— Тогда можешь снять маску, — разрешил царь.
Тайка не поверила своим ушам: он что, это серьезно? Яромир тоже вытаращился на побратима так, словно засомневался в ясности его рассудка, и только царица Таисья улыбнулась:
— Так-то оно лучше. С судьбой спорить не след.
— Я ничего не понимаю, — Тайка опять наклонилась к ее уху. — Почему дедушка решил, что Лис не станет нас заколдовывать?
Чародей, усмехнувшись, опустил свой ковбойский платок на шею и ответил ей сам (эх, пора бы уже привыкнуть к его чуткому, как у летучей мыши, слуху):
— Потому что не в моих интересах расстраивать тебя, ведьма. Если я вдруг нанесу тебе обиду вольную или невольную — ниточка судьбы и отвязаться может. А я себе не враг, так что твоих родичей трогать не буду. Могу разве что вот этого дурака немного проучить, — он кивнул на Яромира. Похоже, ему и впрямь доставляло удовольствие дразнить дивьего воина.
Связанные судьбы (3)
Тайка нахмурилась:
— Нет, его тоже не трогай. И вообще, отстань от моих друзей!
— Как скажешь, ведьма. Твое слово теперь — закон, — Лис приложил руку к груди и поклонился. Усмешка с его губ так и не сошла, но Тайка была уверена, что за всем этим паясничаньем колдун скрывал изрядную досаду.
Она вернулась на свой маленький трон, а царь Радосвет, прочистив горло, завел разговор о делах насущных:
— Я слышал, ты хотел заполучить кольцо Вечного Лета? И ради него пошел воевать, когда мой отец отказал тебе в просьбе? — Дождавшись кивка, он продолжил: — Кольцо тебе все равно не помогло бы. На нем лежат особые чары, поэтому взять его в руки может лишь член царской семьи, а использовать — лишь те, кто связан с царем узами крови или брака. К тому же это одна из реликвий Дивьего царства. Его потеря грозит нам большими бедами.
Лис сокрушенно цокнул языком:
— Вот незадача! И чего стоило твоему батюшке, царю Ратибору, с самого начала все спокойно объяснить, а не оскорблениями кидаться? Я ж к нему сперва по-хорошему пришел. А он разорался, ногами затопал, морду воротить начал, мол, проваливай отсюда, мерзкий полукровка, навья тварь, и не смей больше являться пред светлы очи. Знаешь, как обидно?
— У отца был нелегкий характер, — вздохнул Радосвет, и чародей ответил ему таким же глубоким вздохом:
— Понимаю. У моего тоже.
