Оторвавшись от экрана, Руслан вопросительным взглядом прошелся по хозяйке квартиры, по своим стопам и, будто прочел мысли, хищно осклабился.
– С тобой опасно расслабляться. Лучше сразу быть готовым ко всему.
– А еще совсем не нужно интересоваться мнением. «Пришел, увидел, победил».
Удивительно, но только сейчас Вероника задумалась над тем, что никаких особых причин съезжать из квартиры у нее не было. Вчерашняя ситуация с Фольксвагеном могла оказаться случайностью. Сегодняшняя – исключительно ее виной.
Если, конечно, Бадоев ничего не скрывал. И за всеми его диагнозами не стояло что-то другое... Опасное, профессиональное.
Нужная мысль так и витала где-то рядом. Как невидимый удав, оплетала тело смутными догадками. Стоило лишь немного расспросить одного твердокаменного мерзавца... Правильно поставить вопросы.
– Уже десять минут, – сбивая с размышлений, прогрохотало рядом.
– Что?!
Пустой чемодан выпал из рук. Вероника сама не заметила, как достала его из шкафа.
– Тяжелый случай. – Под жалобный скрип пружин Руслан встал с дивана и подошел к ней. – Пожалуй, время закончилось. Дальше я сам.
Вместо нормального диалога с вопросами и ответами, возможно, первого у них, этот монстр отобрал чемодан и раскрыл шкаф.
То, что произошло дальше, повергло Веронику в священный ужас. Дорогое белье, дизайнерские платья, домашние тапочки – все это без заморочек на сортировку и упаковку кучей упало на дно чемодана. Сверху прижалось крышкой. В полной тишине вжикнул замок. И хозяйку квартиры вместе с вещами самым позорным способом – под мышкой – вынесли в коридор.
От шока она не смогла ни вскрикнуть, ни дернуться. Догадки, которые еще недавно крутились в голове, бесследно испарились.
А в следующий раз способность здраво рассуждать вернулась к Веронике только утром.
Это было не самое легкое пробуждение в ее жизни.
Вместо любимой компактной кровати она лежала на гигантском квадратном сексодроме. Растрепанная, в неудобной позе, словно поломанная игрушка.
Вместо вида из спальни на уютную маленькую гостиную перед ней оказался огромный зал с кирпичными стенами, боксерской грушей и диваном размером со взлетную полосу.
Вместо жилой высотки за окном – снег. Много снега. А еще вершины елок, дым из труб. И ничего, напоминающего город.
Какая-то абсолютно незнакомая реальность.
Впрочем, не это все оказалось самым страшным.
Сразу после сонной рокировки на местности начали вспоминаться события прошедшего дня и ночи. От пошлых картинок в голове щеки тут же вспыхнули огнем. Пальцы сквозь странное сопротивление потянули одеяло вверх, до самой макушки. И во второй раз в жизни Вероника пожалела о своей потрясающей памяти.
Нервная система просто умоляла о спасительной амнезии. Непонятной ломотой в теле, тянущей болью между ног заклинала все забыть и не думать о прошлом.
Это была неравная борьба с самой собой. Но мерное сопение рядом и упирающаяся в копчик слишком знакомая бархатная штуковина не позволили стереть из памяти ни секунды. Ни то как ехали в этот странный загородный поселок. Молча. Снова вместе на заднем сиденье. Готовые в любой момент взорваться, как две пороховые бочки с подожженными фитилями.
Ни то как дверь машины открылась возле огромного, огороженного высоким забором коттеджа и Бадоев первый раз в жизни подал ей руку.
Ни то что случилось после… сразу за воротами коттеджа. Хотя приличной женщине нельзя было такое вспоминать. И ни за что на свете не стоило в таком участвовать!
* * *
Ноги Вероники как оторвались от земли за калиткой участка, так больше с твердой поверхностью и не встречались. Ни с плиткой в коридоре. Ни с паркетом в гостиной. Ни с пушистым ковром в спальне.
Они в принципе зажили своей собственной насыщенной жизнью. Иногда стучались коленями о всякие вертикальные поверхности. Иногда взлетали выше ушей. Иногда складывались в букву «М».
Постоянным были лишь сильные ладони на ягодицах и мощное, интенсивное трение между ног.
Трение началось буквально на крыльце дома. Вероника не помнила, куда делся чемодан, и вообще не знала, какая судьба его постигла. Но эротическое турне по берлоге одинокого медведя стартовало еще до двери.
Именно на пороге этот извращенец совершил свое первое над ней издевательство. В ответ на нежелание раскрыть рот и впустить язык он сдернул вниз женские брюки, набрал с ближайшего куста пригоршню снега и резко опалил этим холодным комом ягодицы.
Женский вопль слышали, наверное, самые дальние жители поселка. Вероника думала, что сердце остановится. От такой подлости у нее не то что рот – все чакры раскрылись.
Чуть связки не сорвала. Но всласть проораться ей, конечно же, не дали. После первых двух нот загребущие лапы принялись интенсивно наминать зад. Сжимали нежные половинки так, словно тесто месили. А язык троянским конем ворвался в рот.
Возможно, стоило ещё побороться за себя. Хотя бы укусить этого гада. Не так стыдно было бы потом перед тараканами в голове. Однако Бадоев даже помечтать о мести не позволил. Горячее дыхание заменило кислород, и настойчивый язык быстрыми влажными движениями спалил к чертям всю систему безопасности.
Проводка искрила серебристыми звездочками перед глазами. От кончиков рук до кончиков ног словно маленькие шаровые молнии полетели.
Все, что Веронике оставалось, – безвольно висеть на широких мускулистых плечах и мычать, пока язык охреневшего босса ритмично трахал ее в рот и вышибал последние мысли.
В принципе, чтобы кончить, больше ничего и не понадобилось бы. Оттисканная попа снова горела, но уже не от снега. От трения о голую грудь соски набухли и прямо в пах посылали мучительно-сладкие сигналы.
Еще минута-другая, и Вероника позорно обмякла бы в мужских руках. Но за порогом дома у Бадоева как будто стоп-кран сорвало.
Каким-то волшебным образом он расстегнул свои брюки, сдвинул промокшую полоску кружевных трусов в сторону и с отчаянным «наконец-то» опустил Веронику на себя.
Как бабочку на штырь нанизал.
От того, как внутри все расперло, она вначале потеряла дар речи. И без того крупный член Бадоева в этой позе казался совсем огромным. Не ее размер. Слишком длинный и толстый, чтобы войти до упора без боли. А потом это чудовище принялось рычать на ухо всякие пошлости, и боль, будто заговоренная, стала затухать.
Перед глазами поплыло. Между ног позорно потекло. Плавные толчки становились все быстрее и жестче. А в голове вместо извилин радостно забулькала какая-то розовая каша.
– Гад! Сволочь! Животное! Мерзавец!..
Даже ругать его нормально не получалось. Каждое слово вылетало с грудным стоном, словно комплимент. А похотливый монстр и не пытался обидеться.
