Палки и камни могут и покалечить, а слова по лбу не бьют.
Посвящение следует.
Пролог
Поначалу новые хозяева делают вид, что не смотрят на пол в гостиной. То есть особенно не приглядываются. Не тогда, когда смотрят дом в первый раз. И не тогда, когда перевозят вещи. Они измеряют комнаты, распоряжаются, куда ставить диваны и пианино, распаковывают коробки, и во всей этой суете у них не находится времени, чтобы посмотреть на пол в гостиной. Они делают вид.
А потом, в первое утро на новом месте, они спускаются вниз, и вот оно, нацарапано на дубовом паркете:
УБИРАЙТЕСЬ
Одни хозяева делают вид, что это шутка кого-нибудь из приятелей. Другие уверены, что это все потому, что они не приплатили носильщикам.
А еще через пару ночей начинается детский плач — из северной стены хозяйской спальни.
Обычно тогда они и звонят.
Очередной новый хозяин на телефоне — это вовсе не то, что нужно нашей героине, Элен Гувер Бойль, в это конкретное утро.
Все эти заикания и рыдания в трубку.
А что ей нужно, так это еще одна чашка кофе и домашняя птица из семи букв. Ей нужно прослушать радиосканер, пеленгующий полицейскую частоту, чтобы быть в курсе событий. Элен Бойль щелкает пальцами, пока в дверях не появляется секретарша. Наша героиня прикрывает телефонную трубку обеими руками и кивает на радиосканер:
— Там код девять-одиннадцать.
Секретарша, ее зовут Мона, пожимает плечами и говорит:
— П чего?
Она проверяет по справочнику и говорит:
— Расслабься. Это кража в магазине.
Убийства, самоубийства, серийные убийства, случайные передозировки — нельзя дожидаться, пока сообщения об этом появятся на первых полосах газет. Нельзя, чтобы какой-то другой посредник обставил тебя в гонке за очередным перспективным клиентом.
Элен нужно, чтобы новый хозяин дома №325 на Крествуд-террас заткнулся хотя бы на полминуты.
Разумеется, неизменное УБИРАЙТЕСЬ образовалось на полу в гостиной. Странно другое: как правило, детский плач начинается только на третью ночь. Сначала — призрачное послание, потом — детский плач на всю ночь. Если хозяевам хватит смелости продержаться неделю, они обязательно позвонят на восьмой день — насчет лица, которое отражается в ванной, когда в нее набирают воду. Одутловатое сморщенное лицо с черными провалами вместо глаз.
В начале третьей недели появляются призрачные тени, которые медленно кружат по стенам столовой, когда семья собирается за столом. Наверное, это еще не конец, но никто пока не выдерживал больше трех недель.
Элен Гувер Бойль говорит в трубку:
— А вы уверены, что сумеете доказать на суде, что этот дом непригоден для жизни, вы уверены, что сумеете доказать, что предыдущие хозяева знали, что там происходит... — Она говорит: — Я вам скажу. — Она говорит: — Вы проиграете дело, о доме пойдет дурная слава... кстати, вашими же стараниями... и вы его не продадите даже за полцены.
Это неплохой дом, №325 на Крествуд-террас: в стиле эпохи английских Тюдоров, новая крыша из современных материалов, четыре спальни, три ванные, еще один дополнительный туалет. При доме — бассейн. Нашей героине даже не нужно смотреть каталог. Этот дом она продавала шесть раз за последние два года.
Еще один дом, на Этон-корт, типичный для Новой Англии домик, двухэтажный с фасада и одноэтажный с тыла, шесть спален, четыре ванные, лестничная площадка обшита панелями из сосны, и кровь растекается по стенам кухни. Этот дом она продавала восемь раз за последние четыре года.
Новому хозяину она говорит:
— Подождите минутку на линии, — и жмет красную кнопку.
Сегодня Элен во всем белом: белый костюм и туфли. Только это не ослепительно снежно-белый, а белый, как трасса для горнолыжного спуска на канадском курорте Банфф, с личной машиной, с наемным шофером, четырнадцатью стильными чемоданами, подобранными друг к другу, и номером в отеле “Лейк-Луис”.
Повернувшись к двери, наша героиня говорит:
— Мона? Лунный луч? — И чуть громче: — Бесплотная дева?
Она стучит ручкой по сложенной вчетверо газете у себя на столе и говорит:
— Не знаешь: грызун из пяти букв, но не крыса?
Радиосканер булькает и издает слова, всхрюки и треск, повторяя: “Как понял?” — через каждую фразу. Повторяя: “Как понял?”
Элен Бойль кричит:
— Это разве кофе?!
Через час она едет встречаться с клиентом — показывать дом. Особняк в стиле эпохи королевы Анны, пять спален, отдельный вход в гостевое крыло, два газовых камина и лицо самоубийцы, обожравшегося барбитурата, которое появляется поздно ночью в зеркале в дамской комнате. Потом — одноэтажный “фермерский” дом с паровым отоплением, большим подвалом и периодически повторяющимся грохотом призрачных выстрелов — отголосков двойного убийства десятилетней давности. Все это записано у нее в ежедневнике — толстой тетради в переплете из материала, похожего на красную кожу. У нее там записано все.
Она отпивает еще глоток кофе и говорит:
— Как он называется? Швейцарский армейский мокко? Кофе должен быть по вкусу похож на кофе или я чего-то не понимаю?
Мона встает в дверях, сложив руки на животе, и говорит:
— Чего?
И Элен говорит:
— Я хочу, чтобы ты съездила и проверила... — она листает каталог у себя на столе, — ...ага, №4673, Уиллмонт-плейс. Особняк в голландском колониальном стиле, солярий, четыре спальни, две ванные и убийство при отягчающих обстоятельствах.
Радиосканер трещит:
— Как понял?
— Все как обычно, — говорит Элен, пишет адрес на карточке и передает карточку Моне. — Ничего там не трогай в астральном смысле. Не надо жечь листья полыни и изгонять бесов.
Мона берет карточку с адресом и говорит:
— Просто проверить дом на наличие вибраций?
Элен рубит воздух ладонью и говорит:
— Я не хочу, чтобы духи срывались к какому-то яркому свету по тоннелям в тонкой материи. Я хочу, чтобы они оставались на этом астральном срезе, у меня на них свои планы. — Она опускает глаза на газету, разложенную на столе, и говорит: — У них впереди целая вечность, у мертвецов. С них не убудет еще лет пятьдесят побродить по дому и погреметь цепями.
Новый хозяин дома №325 на Крествуд-террас все еще ждет на линии. Элен Гувер Бойль смотрит на мигающий огонек на телефоне и говорит:
— Что-нибудь вчера обнаружилось в том испанском особняке на шесть спален?
