В твоем доме.
Мисти на полдороги через вестибюль, пробирается между диванов и столиков, а Грэйс поднимает взгляд.
Зовет:
– Мисти, иди посиди у огня, – заглядывает в раскрытую книгу и спрашивает:
– Как твоя головная боль?
У Мисти нет головной боли.
У Грэйс в подоле лежит ее раскрытый дневник в красной кожаной обложке, – и она всматривается в страницы, и спрашивает:
– Какое сегодня число?
Мисти сообщает ей.
Камин выгорел до слоя оранжевых углей под решеткой. Ноги Грэйс, обутые в коричневые туфли с пряжками, висят носками вниз, не касаясь пола. Шапка длинных белых кудрей нависает над лежащей в подоле книгой. Возле кресла светит торшер, и свет отражается яркими отблесками от серебряной оправы увеличительного стекла, которым она водит над каждой страницей.
Мисти просит:
– Матушка Уилмот, нам нужно поговорить.
А Грэйс переворачивает пару страниц и отзывается:
– О Боже. Ошиблась. Жуткой головной боли у тебя не будет еще до послезавтра.
А Мисти заглядывает ей в лицо и спрашивает:
– Как ты смеешь настраивать моего ребенка на душевную травму?
Грэйс поднимает взгляд от книги, лицо ее расслаблено, обвисло от удивления. Подбородок так сильно опущен, что шея смялась в складки от уха до уха. Вся подкожная мышечно-аневротическая система. Подбородочный жир. Сморщенные платизмальные складки у шеи.
Мисти спрашивает:
– Чего ты добиваешься, повторяя Тэбби, что я стану знаменитой художницей? – она смотрит по сторонам, а вокруг по-прежнему никого, и она продолжает. – Я официантка, и обеспечиваю нам крышу над головой, и этого довольно. Я не хочу, чтобы ты забивала моему ребенку голову ожиданиями, которые я не смогу оправдать.
На последнем дыхании Мисти выжимает из груди:
– Ты представляешь, как я буду выглядеть?
А лицо Грэйс расплывается в мягкой широкой улыбке, и она возражает:
– Но, Мисти, ты будешь знаменитой.
Улыбка Грэйс – раздвигающиеся кулисы. Премьера. Грэйс распахивает свой занавес.
А Мисти отвечает:
– Не буду, – говорит она. – Я не могу.
Она просто обычный человек, который проживет и умрет без внимания, незаметным. Ординарным. Не такая уж это трагедия.
Грэйс прикрывает глаза. Все улыбаясь, начинает:
– О, ты станешь так знаменита в момент, когда…
А Мисти говорит:
– Хватит. Хватит уже, – Мисти обрывает ее, и продолжает. – Как легко тебе вселять надежды в людей. Ты что, не видишь, что подставляешь их? – говорит Мисти. – Я чертовски хорошая официантка. Если ты не заметила – мы больше не правящий класс. Мы не верхушка.
Питер, проблема твоей матери в том, что она не жила в трейлере. Не стояла в магазинной очереди с талонами на еду. Она не знает, как жить в нищете, и не хочет учиться.
Мисти говорит, что есть вещи и хуже, чем воспитать Тэбби так, чтобы она вжилась в эту экономику, чтобы смогла найти работу в мире, который она унаследует. Нет ничего плохого в том, чтобы обслуживать столики. Убирать комнаты.
А Грэйс закладывает место в дневнике кружевной ленточкой. Поднимает взгляд и спрашивает:
– Тогда почему ты пьешь?
– Потому что люблю вино, – отвечает Мисти.
Грэйс возражает:
– Ты пьешь и шляешься с мужчинами, потому что боишься.
Под мужчинами она, должно быть, подразумевает Энджела Делапорта. Мужчину в кожаных брюках, снявшего дом Уилмотов. Энджела Делапорта с его графологией и фляжкой хорошего джина.
А Грэйс заявляет:
– Я точно знаю, что ты чувствуешь, – складывает руки на дневнике в подоле и продолжает. – Ты пьешь, потому что хочешь самовыразиться, и боишься.
– Нет, – отвечает Мисти. Склоняет голову на плечо и смотрит на Грэйс искоса. Мисти говорит. – Нет, ты не знаешь, что я чувствую.
Рядом трещит уголь, посылая в трубу спиральный сноп искр. Из камина плывет запах дыма. Их походный костер.
– Вчера, – объявляет Грэйс, зачитывая из дневника. – Ты начала откладывать деньги, чтобы вернуться в родной город. Ты складываешь их в конверт, а конверт прячешь под край ковра у окна в твоей комнате.
Грэйс поднимает взгляд, выгибая брови, – складочная мышца плиссирует крапчатую кожу лба.
А Мисти спрашивает:
– Ты шпионила за мной?
А Грэйс улыбается. Постукивает по открытой странице увеличительным стеклом и говорит:
– Об этом сказано в твоем дневнике.
Мисти отвечает ей:
– Это твой дневник, – говорит. – Нельзя писать дневник за кого-то другого.
Просто чтоб ты знал: эта ведьма следит за Мисти и вписывает все в злую записную книжку в красной кожаной обложке.
А Грэйс улыбается. Говорит:
– Я не пишу. Я читаю, – переворачивает страницу, смотрит сквозь увеличительное стекло и объявляет. – О, завтра будет здорово. Тут сказано, что ты, скорее всего, повстречаешь милого полицейского.
Просто на заметку: завтра Мисти сменит замок на двери своей комнаты. Мигом.
Мисти требует:
– Хватит. Повторяю – хватит уже, – говорит Мисти. – Речь идет о Тэбби, и чем быстрее она научится жить средней жизнью с нормальной ежедневной работой и стабильным, надежным, обычным будущим, тем счастливее она будет.
– Вроде работы в конторе? – спрашивает Грэйс. – В собачьем питомнике? С милым еженедельным жалованием? Вот почему ты пьешь?
Твоя мать.
Просто на заметку: она это заслужила -
Ты это заслужил -
И Мисти отвечает:
– Нет, Грэйс, – говорит. – Я пью потому, что вышла замуж за глупого, ленивого, витающего в облаках мечтателя, которого воспитали в духе, что однажды он женится на знаменитой художнице, и который не вынес разочарования, – говорит Мисти. – Ты, Грэйс, засрала мозги своему ребенку, и я не позволю тебе засрать их моему.
Склоняясь так близко, что можно рассмотреть лицевую пудру в морщинах Грэйс, в ее ритидах, и красные паутинки в местах, где помада Грэйс просачивается в морщинки у рта, Мисти требует:
– Немедленно прекрати врать ей, или, клянусь, я завтра же соберу сумки и увезу Тэбби с острова.
А Грэйс смотрит мимо Мисти, на что-то позади нее.
Не глядя на Мисти, Грэйс вздыхает. Говорит:
– Ах, Мисти. Для этого уже слишком поздно.
Мисти оборачивается, а позади нее стоит Полетт, женщина с конторки, в белой блузке и черной плиссированной юбке, и Полетт произносит:
