Как только судья удалился к себе в кабинет, за Шэем пришли двое приставов.
– Мэгги, – сказал он, вставая, – спасибо тебе.
– Ребята, – обратилась я к судебным приставам, – вы могли бы оставить нас наедине буквально на одну минуту?
– Только быстро, – сказал пристав, и я кивнула.
– Что скажешь? – спросил отец Майкл, не поднимаясь с кресла. – Шансы есть?
Я достала из кармана записку, переданную приставом, и протянула ее Майклу.
– Будем надеяться, – сказала я. – Потому что губернатор отказал ему в отсрочке.
Он лежал на металлических нарах, закрыв глаза рукой.
– Шэй, – позвала я, остановившись у решетки. – Отец Майкл рассказал мне, что случилось в ту ночь.
– Это неважно.
– Это важно, – возразила я. – Губернатор отказался отсрочить твою казнь, а значит, мы в тупике. Сейчас для пересмотра приговоров очень часто используют анализ ДНК. На суде говорили о сексуальном насилии, не так ли? Если нам удастся найти образец семенной жидкости, его можно исследовать, проверить на сочетаемость с Куртом… Мне просто нужно выяснить кое-какие детали, чтобы запустить этот механизм.
Шэй встал и, приблизившись ко мне, взялся за прутья решетки.
– Я не могу.
– Но почему? Ты что, соврал отцу Майклу?
– Нет.
Глаза его горели лихорадочным блеском.
Я не могу объяснить, почему я ему поверила. Возможно, я, не имея достаточного опыта, была слишком наивна. Возможно, я понимала, что обреченному на смерть человеку терять нечего. Но когда наши взгляды пересеклись, я уже знала, что он говорит правду. И что казнить невиновного – это еще хуже, чем казнить преступника, если такое в принципе возможно. В голове у меня роилось множество вариантов.
– Ты говорил отцу Майклу, что первый адвокат не хотел тебя слушать. Я же готова выслушать. Поговори со мною, Шэй. Скажи мне хоть что-то, что поможет мне убедить судью в твоей невиновности. Тогда я смогу составить запрос на анализ ДНК, тебе нужно будет лишь поставить подпись…
– Нет.
– Но я не справлюсь сама! – взорвалась я. – Шэй, ты вообще понимаешь, что речь идет об отмене приговора? О возможности уйти отсюда, возможности обрести свободу!
– Я понимаю, Мэгги.
– И чем пытаться восстановить справедливость, ты лучше умрешь за преступление, которого не совершал? Так ты хочешь поступить?
Он смерил меня долгим взглядом, после чего кивнул.
– Я же сразу сказал тебе: я не хочу, чтобы ты спасала меня. Я хочу, чтобы ты спасла мое сердце.
– Почему? – Я была ошарашена. Слова давались ему с большим трудом.
– Все равно я виноват. Я пытался спасти ее – и не смог. Я опоздал. Курт Нилон мне никогда не нравился, я избегал его, чтобы не ловить на себе его взгляд. – Но Джун… Джун была очень хорошая. От нее пахло яблоками, и она готовила мне тунца на обед, разрешала сидеть с ними за столом, как будто я член семьи. А после того как Элизабет… после всего… Джун и так потеряла их обоих. Я не хотел, чтобы она потеряла еще и прошлое. Семья – это не люди, это место, – тихо сказал Шэй. – Место, где хранятся воспоминания.
Значит, он взял на себя преступление Курта Нилона, чтобы безутешная вдова могла вспоминать о нем с гордостью, а не со стыдом. Насколько тяжелее было бы ее горе, если бы анализ ДНК показал, что насиловал Элизабет не Шэй, а Курт?
– Если ты опять примешься искать улики, ей придется заново пережить тот кошмар. А так – это конец. Это все.
В горле у меня встал ком сдавленного плача.
– А если однажды Джун все же узнает? И поймет, что тебя казнили ни за что?
– Тогда, – сказал Шэй, и губы его расплылись в счастливой улыбке, – она вспомнит обо мне.
Взявшись за это дело, я уже отдавала себе отчет в том, что мы с Шэем преследуем разные цели. Я пыталась убедить его, что изменение приговора – это повод для радости, даже если донорство пришлось бы отложить на неопределенный срок. Но Шэй был готов умереть, Шэй хотел умереть. Он дарил будущее не только Клэр Нилон, но и ее матери. Он, в отличие от меня, не собирался спасать весь мир. Только одну жизнь – и именно поэтому борьба была такой ожесточенной.
Он коснулся моей руки, сжимавшей решетку.
– Ничего страшного, Мэгги. Я в жизни не сделал ничего значительного. Я не нашел лекарство от рака, не справился с глобальным потеплением и не получил Нобелевской премии. Всю жизнь я занимался лишь тем, что причинял боль любимым людям. Но смерть… Смертью я распоряжусь иначе.
– Как?
– Я покажу, что жизнь стоит того, чтобы жить.
Я понимала, что не забуду Шэя Борна еще очень долго, – независимо от того, казнят его или помилуют.
– Человек с такими убеждениями, – сказала я, – не заслуживает смерти. Шэй, я умоляю: помоги мне помочь тебе. Ты не обязан играть в героя.
– Мэгги, – ответил он, – ты тоже.
Джун
– Экстренная ситуация, – сказала медсестра.
Палату Клэр заполнили врачи и медсестры. Одна начала закрытый массаж сердца.
– Пульс не прощупывается.
– Вводим дыхательную трубку.
– Начинайте закрытый массаж сердца.
– Можно подключить капельницу?…
– Какой ритм?
– Нужен электрошок… Накладывайте пластырь.
– Разряд в двести джоулей.
– Готово… Разряд!
– Остановка массажа…
– Пульса нет.
– Эпи. Лидокаин. Бикарбонат.
– Проверьте пульс…
Доктор By влетел в палату.
– Уведите мать! – скомандовал он, и медсестра схватила меня за плечи.
– Пройдемте со мной, – сказала она, и я кивнула, но ноги отказывались повиноваться. Кто-то опять поднес дефибриллятор к груди Клэр. Последним, что я увидела, прежде чем меня вытащили в коридор, было ее крохотное тело, подброшенное над кроватью электрическим разрядом.
Я видела, как линия на мониторе стала прямой. Я побежала к дежурной медсестре. И я сидела рядом с ней, когда состояние нормализовалось и сердце Клэр – истрепанное, искалеченное – забилось вновь. Глядя на множество экранов, изучая холмистую местность ее сердечного ритма, я боялась даже моргнуть, нарушив наш хрупкий мир.
Клэр тихонько заплакала и заметалась на подушке. В свете мониторов ее кожа казалось зеленой, как у инопланетянки.
– Детка, – прошептала я, придвинувшись ближе. – Не пытайся говорить. Трубку еще не вытащили.
Она несмело приоткрыла глаза – в них читалась немая мольба. Слабым жестом она попросила ручку.
