— Да, мы прорывались. А Галя точно не будет против, если он поживет у нее?
— Думаю, нет. Знаешь, она обожает Колю. И потом, она там вдалеке от событий… Я расскажу ей без лишних подробностей, не хочу ее в это впутывать. Просто скажу, что есть причины, и все. Она поймет.
«А когда я повезу Колю, — думает она, — заодно возьму дневники и закопаю их. Теперь нужно избавиться от всего. Но чем меньше ты об этом знаешь, тем лучше».
Он гладит ее по волосам.
— Только послушай, как он играет! Ноты взрываются петардами.
— И Малевичи будут здесь с минуты на минуту. Господи, как бы они обрадовались, если бы узнали, что происходит.
— Исполнение их заветной мечты.
Они слушают звуки фортепиано. Коля покончил с гаммами и перешел к арпеджио. Он играет слишком громко. «Но техника у него действительно улучшается с каждым днем», — думает Анна. Он соблюдает и темп, и громкость, и ни разу даже не запнулся.
— Как ты думаешь, он сможет поступить в консерваторию? — спрашивает Андрей.
Она улыбается, слыша в его голосе наивное восхищение человека, который совсем не разбирается в музыке, и для которого уверенная игра мальчика кажется чем-то невероятным.
— Нет. Он не настолько хорош. Может, если бы он начал раньше… Но у него не было всепоглощающего стремления. А может, я была не слишком настойчива.
И тут начинается битье в стену: бум, бум, бум! Теперь они будут колотить, пока Коля не закончит играть.
— Нужно сказать ему, чтоб перестал.
— Еще минуту.
Они так близки, укрытые водопадом звуков, Анна в его объятиях, ребенок внутри нее. Но по коже у него бегут мурашки. Малевичи не собираются сдаваться. Бум, бум, бум! Такое чувство, что они находятся с ними в одной комнате.
— Все будет хорошо, — говорит он.
— Я знаю. Завтра вечером я поговорю с Колей.
— Не рассказывай ему слишком много.
— Мне придется объяснить, иначе он никуда не поедет.
— Он же должен понимать, что если бы это было неважно, мы бы его не просили.
Анна смеется.
— Андрюша, ему всего шестнадцать!
— Он уже не ребенок.
Этой ночью они лежат без сна, не разговаривая, не обнимаясь, только остро чувствуя, что другой тоже не спит. Около двух часов ночи она говорит:
— Я встану ненадолго.
Анна выбирается из постели. Она подходит к окну и раздвигает шторы. Луна стоит высоко в небе. Она открывает внутреннюю раму, за ней внешнюю. Холодный воздух врывается в комнату. Она плотнее запахивает халат и наклоняется вперед. Из темноты доносится крик чайки. Наверное, она кружит высоко в небе, расправив крылья, несущие ее сквозь ночь. Другая чайка отвечает ей резким криком.
— Я и не знала, что чайки летают по ночам, — негромко говорит Анна.
Шум машин и звуки города почти стихли. Почти, но не совсем — полной тишины никогда не бывает. То прогремит вдалеке поезд, то раздастся звук шагов, то вдруг послышится урчание мотора машины, несущейся по безлюдным улицам, пока она не остановится у какого-нибудь дома и из нее не выпрыгнут четверо…
Анна дрожит. «Не будь дурой, — уговаривает она себя. — Слышишь? Нет никаких машин. Во всем доме все спят».
— Ты собираешься снова ложиться?
— Еще минутку.
— Ты простудишься.
— Ночь чудесная. Ни ветерка, и такая луна! Если бы мне завтра не надо было на работу, я бы оделась и отправилась гулять.
— Если ты очень хочешь, мы можем пойти.
— И в больнице ты будешь засыпать на ходу. А я еще сильнее устану, хотя сильнее уже некуда, поэтому я не могу себе этого позволить.
— Холодно, Аня. Ложись обратно в постель.
— Хорошо. Но теперь-то я точно не усну.
Но она уснула, уснул и Андрей. В следующий раз он проснулся около пяти. Какое-то время он лежал неподвижно, а потом тихонько щелкнул выключателем слабого прикроватного ночничка, который был у Анны с детства. Жена спала на боку, лицом к нему, подтянув колени к животу и скрестив руки. Брови ее были нахмурены, будто во сне она пыталась разрешить какую-то загадку. Теперь он точно уже не уснет. Просто будет лежать и смотреть, как она спит. Ребенок у нее в животе, наверное, тоже спит.
В шесть утра зазвонил телефон. Моментально, будто ждал этого звонка всю ночь, Андрей выпрыгивает из постели, пересекает комнату, снимает трубку и медленно подносит ее к уху.
— Алексеев, Андрей Михайлович?
— Да.
— Это отдел кадров. Я должен вам сообщить, что, начиная с этого момента, вы временно отстранены от исполнения обязанностей, вплоть до окончания расследования по факту злоупотребления ими…
— Но… но…
— Вы должны быть готовы к тому, что вас могут вызвать для дальнейших расспросов в любое время, без предупреждения. Пока ведется расследование, вам запрещено находиться на территории больницы.
Тут линия разъединилась. На том конце повесили трубку, и вместо гудков в ней повисла звенящая, тревожная тишина.
— Андрюша, кто это был?
— Звонили из больницы. — Он сглатывает вставший в горле ком. — Они отстраняют меня от обязанностей.
— Что?! — вскрикивает Анна.
— Ты слышала меня. Тише, Колю разбудишь.
— Но как же так, раз — и все? И потом, Андрей, сейчас шесть утра. В отделе кадров еще никого не может быть.
Андрей ничего не отвечает.
— Андрюша, присядь, на тебе лица нет. Я поставлю чайник. О, нет, вот и Коля.
Дверь открывается, и в комнату заглядывает Коля.
— Что случилось? Почему вы кричите? Кто звонил?
— Никто. Иди спать.
Он медлит, переводя взгляд с одного на другого, лицо его мрачнеет.
— Кто-то умер?
— Никто не умер, иди досыпай. Я разбужу тебя без пятнадцати семь. Просто Андрею звонили с работы.
— Если ему просто позвонили с работы, тогда почему у вас такой вид?
— Он не ребенок, — говорит Андрей. — Рано или поздно он все равно узнает.
Теперь Анна переводит взгляд с одного на другого. Лицо Андрея землисто-серое от потрясения. Коля морщится и не может решить, стоит ли выпытывать дальше или не стоит. Она подходит к Коле и одной рукой обнимает его за плечи. Он теперь выше нее, и ей приходится дотягиваться до него. Он пахнет как взрослый мужчина. В детстве, когда он просыпался по утрам, даже дыхание у него было сладким.
— Хорошо, Коля, быстро одевайся и иди умываться. Пока в ванной никого нет. Мне нужно поговорить с Андреем. Я тебе все потом объясню.
— Почему не сейчас?
