— Это действительно ты! Поверить не могу, после стольких лет!
— Я думала, ты умерла.
— Да нет, все еще жива. Только теперь я не Слаткина. Я вышла замуж за прекрасного человека, его зовут Георгий Веснин. — Она отстраняется от Анны, не выпуская ее из объятий, и выжидающе заглядывает ей в лицо. Конечно, Анне знакомо это имя. Ведущий режиссер, недавно получивший Сталинскую премию. Анна с Андреем смотрели «Путешествие сквозь снега». Ее не особенно увлек сюжет — фильм был о строительстве железной дороги в Сибири. А вот Андрюше он очень понравился. Но их обоих восхитил стиль картины: очень экономный, даже строгий, и в то же время дерзкий.
— Он настоящий художник, — говорит Анна, и Юлия сжимает ее руку.
— Да. Так и есть. Послушай, мне нужно бежать, но не вздумай снова исчезнуть. Вот, возьми. — Она роется в сумочке. — Моя визитная карточка. Нам надо встретиться. Может, как-нибудь с утра на той неделе выпьем кофе?
— Утром я буду на работе, Юля.
— О… конечно. Хорошо, тогда давай поужинаем вместе вечером, в каком-нибудь уютном местечке. Я угощаю. Слушай, напиши мне свой номер телефона, вот здесь… Ты только посмотри на себя — такая хорошенькая! Я всегда знала, что ты вырастешь красавицей.
— Я и вполовину не так красива, как ты, — говорит Анна, рассматривая Юлину шикарную прическу и туфли на высоком каблуке.
— А, это! — Юлия корчит гримаску, разглаживая юбку на бедрах. — Это все ерунда. Видела бы ты мою мать! Она только и думает, что о массаже лица и пластырях, которые лепит на ночь на лоб, чтобы убрать морщины, — а выглядит по-прежнему как старая кошелка.
— Что… ты про Лидию Максимовну?
— Конечно. К счастью, у меня только одна мать. После того как она бросила отца и нас, детей, от нее годами не было ни слуху ни духу, но стоило мне выйти замуж за Георгия, она тут же нарисовалась. Потому что, ты же понимаешь, знакомство с ним полезно. Она все еще пишет киносценарии. Не слишком удачные, как говорит Георгий. — И Юлия широко ухмыляется с такой злостью, что Анна почти ждет, что сейчас она ущипнет ее наманикюренными пальцами. — Господи, Аня, она неубиваема. Она как резиновый мяч. Как бы жизнь ее ни швыряла, она только отскакивает все выше. Ладно, дорогая, мне надо бежать, но я тебе позвоню. И не пропадай снова. Жду не дождусь, когда мы сможем поговорить о старых добрых временах.
Если бы не она, Анне пришлось бы шить платье вручную. Юля сама принесла швейную машинку Анне домой. Когда она открыла дверь, совершенно запыхавшаяся Юлия пыталась отдышаться, прислонившись к стене, но вид у нее был торжествующий. Должно быть, она сама втащила ее на верхний этаж, спотыкаясь на высоких каблуках.
— Юля, зачем же ты… Я бы сама приехала и забрала…
— Дурочка, я приехала на такси. А подниматься по лестнице пешком полезно для здоровья. Теперь давай я покажу тебе, как она работает… Господи, Аня, какая чудесная квартира! В ней все так… так по-левински.
— Да, это была квартира родителей. Из коммуналки мы сразу переехали в нее.
— Сколько у вас картин… А в той комнате что? Пианино?
— На нем играет Коля. Знаешь, как оно к нам попало? Знакомая его учительницы музыки срочно хотела продать свое пианино, потому что ей представился шанс купить кабинетный рояль. Учительница подстроила, чтобы она услышала Колину игру, и мы получили его почти за бесценок. По сути, мы ее ограбили, но она, казалось, и не возражала.
— Значит, у Коли талант?
— Он недостаточно талантлив, чтобы сделать профессиональную карьеру. Но играет хорошо. Упражняется до тех пор, пока соседи не начинают колотить в стену.
— Соседи? Да, некоторые соседи такие сволочи, — с чувством произносит Юлия. Аня удивлена: вряд ли Весниным приходится сталкиваться с подобными неприятностями.
Юлия жадным взглядом пытается охватить всю квартиру.
— Это книги твоего отца? — спрашивает она.
— Да. Конечно, некоторые из них нам пришлось продать. — Она ни за что не признается Юле, что часть книг пошла на растопку буржуйки. Тем, кто не был здесь в блокаду, этого не понять.
— Совсем как в прежние времена.
— Юля, это смешно, — говорит Анна резче, чем намеревалась. — В коммуналке все было совсем по-другому.
— Но здесь царит тот же дух. Тебе каким-то образом удалось его сохранить, Аня. Не представляю, как это у тебя получилось. Такое чувство, что в любой момент может войти кто-то из старых поэтов и начнет декламировать свои стихи.
— А как твои братья, Юля?
— Нормально. Я редко с ними вижусь, — коротко отвечает Юлия, но в следующий момент ее лицо снова озаряется, когда она рассматривает книги на полках. — Некоторые я хорошо помню… Вот это издание Данте принадлежало твоему отцу. Да, точно, это оно. Странно, книга не такая уж и большая. Знаешь, раньше мне она казалась огромной. И такой тяжелой! Он иногда разрешал мне ее взять полистать и посмотреть рисунки.
— Тогда и ручки у тебя были маленькие.
— Да, вот его имя на форзаце… Аня, ты такая счастливая.
— Я?
— Да, ты! И нечего так улыбаться. Ты правда счастливая.
А вот Юлия несчастлива. Когда радость угасает на ее лице, оно выглядит усталым и измученным. Но она действительно любит своего мужа. Она с гордостью рассказывает про его эпические драмы об освоении Арктики и строительстве железных дорог, и лицо ее сияет, когда Анна говорит, какое огромное впечатление на них с Андреем произвели некоторые сцены картины.
— А чем ты занимаешься, Юля?
Они ужинают вдвоем, уютно устроившись за угловым столиком ресторана, о котором Анна слышала, но где ей ни разу не доводилось бывать. Метрдотель, очевидно, хорошо знает Юлию. Довольна ли она своим столиком? Может, она хотела бы столик у окна?
— У них тут хорошая ягнятина, — говорит Юлия. — Шашлык из нее отменный.
Ягнятина — нежная, сочная, розовая внутри и поджаристая снаружи — и вправду сама тает во рту. Анна ест медленно, смакуя каждый кусочек. Юлия большую часть своей порции отодвинула на край тарелки.
— Ты рассказываешь мне о Георгии. А чем ты занимаешься?
Юлия закуривает, но, бросив взгляд на Анину тарелку, тут же тушит папиросу.
— Прости, я такая невоспитанная. Я была артисткой балета.
— Ты — балериной? Правда?
— Не слишком знаменитой, как ты понимаешь, — иронически улыбается Юлия. — Я с большим трудом прошла по конкурсу в Академию балета, хотя учиться мне очень нравилось. Обращались с нами довольно строго, зато мы чувствовали, что о нас заботятся. В восемнадцать лет я поступила в балетную труппу Казанского театра оперы и балета, но уже через пару лет стало ясно, что танцевать сольные партии я никогда не буду. Мне предстояло танцевать в кордебалете, пока не поседею и меня не выгонят на пенсию. Жизнь танцовщицы очень тяжела. Ну вот, опять ты улыбаешься, Аня, а ведь это так и есть!
