Мальчик — пациент; он нуждается в постановке диагноза и лечении. И не просто нуждается, а имеет на это право. К Русову все это больше не имеет никакого отношения.
Перед дверью в отдельную палату сидит милиционер в форме МГБ, один из людей Волкова. Андрей едва удостаивает его взглядом. Он слышал, что такое бывает, хотя большие начальники, как правило, лечатся в закрытых клиниках или на дому. Но с детьми — дело другое. Андрей стискивает челюсти от злости: мальчик болен, а они сажают громилу ему под дверь.
Под стекло на двери всунута бумажка с единственным напечатанным на ней словом: «Волков». Информация, угроза, предостережение? Вероятнее всего, и то, и другое, и третье.
— Ваши документы, — говорит милиционер, протягивая руку.
— Я — доктор Алексеев, работаю здесь педиатром. Меня попросили обследовать этого пациента.
— Ваши документы.
Дверь в палату захлопывается за Андреем с тихим щелчком. Мальчик полусидит, опираясь на груду подушек. В одной руке у него миниатюрная отвертка, перед ним на деревянном подносе разложен электромотор. Он не поднимает глаз на Андрея, зато женщина, сидящая возле кровати, с судорожной поспешностью вскакивает на ноги. Она дорого одета, на лице толстый слой косметики, но тело у нее сильное, квадратное, — тело крестьянки.
— Доброе утро, — говорит Андрей.
Мальчик по-прежнему не поднимает головы, но его мать с той же поспешностью отзывается:
— Поздоровайся с доктором, Юра.
Пальцы мальчика крепче сжимают отвертку. Андрей прикидывает размеры ребенка по очертаниям тела, прикрытого больничной простыней. Для десятилетнего он слишком высокий и худой. Его правая нога обездвижена внешним фиксатором. Андрей медленно и как бы невзначай приближается к его кровати, — так конюх постепенно подбирается к нервному жеребенку. Ребенок продолжает сидеть, склонив голову, но Андрей перехватывает взгляд, который тот украдкой бросает на него.
Он испуган. И, возможно, слишком надменен, но вряд ли в этом есть его вина.
Андрей берет стул и садится с другой стороны кровати, напротив матери.
— Отличный двигатель, — говорит он.
Мальчик не отвечает. Он бледен, и вид у него измученный. Навскидку Андрей оценивает его текущее состояние как умеренно тяжелое.
— Дома у него с десяток таких, целая коллекция, — вставляет мать. — Больше всего на свете он любит их чинить, если они выходят из строя. Он всегда может найти, в чем причина поломки…
— Это здорово, — говорит Андрей, и обращается к мальчику: — Меня зовут доктор Алексеев. Мой отец был инженером. Он проектировал конструкции железнодорожных мостов.
Мальчик по-прежнему не смотрит на него, но Андрей знает, что он слушает.
— Он работал в Сибири. При строительстве в условиях вечной мерзлоты, как ты понимаешь, возникает множество специфических проблем. Он, как ты, мог отремонтировать что угодно…
— У него была такая сильная боль, доктор, вы не представляете, — снова перебивает мать. — Всю ночь он просыпался от нее каждый час.
Андрей встает и протягивает ей руку через кровать.
— Простите, я должен был представиться. Андрей Михайлович Алексеев. Как вы уже, наверное, знаете, доктор Русов попросил меня провести обследование.
Мать медленно кивает. Глаза у нее большие и карие, как у коровы, однако взгляд их проницателен и даже остер. Она не слишком довольна положением дел на настоящий момент. Больница пока никак не облегчила страданий ее мальчика, вот что она думает. Так быть не должно, для людей ее положения это неприемлемо. И в то же время ее крестьянская природа, глубоко внутри, подсказывает ей, что срываться на Андрея не стоит, потому что он «доктор», он обладает почти волшебными способностями.
Внезапно она вспоминает о хороших манерах.
— Полина Васильевна Волкова, — говорит она. Вступать с ним в конфронтацию она не собирается, но при этом не забывает ни себя, ни своего положения.
— Не могли бы вы ненадолго оставить нас с Юрой наедине, будьте так добры, — просит Андрей.
Она таращится на него.
— Но я же его мать. Я нужна ему.
— Конечно. Но в данном случае я считаю, так будет лучше для всех, — заявляет он твердо, решив, что ни извиняться, ни пускаться в объяснения не станет. — И я вижу, вы совсем измучены. Наверное, не спали с ним всю ночь?
— Если бы только эту ночь, — говорит мать с мрачным удовлетворением. — Я уже больше недели не спала в собственной постели. До того, как его забрали в больницу, я сидела с ним ночи напролет. Даже не раздевалась. Нельзя же доверить ребенка прислуге.
Простодушие, с каким это сказано, невольно вызывает у него улыбку. Но ему удается быстро совладать с собой и вернуть лицу серьезное выражение.
— Так я и думал. Любая мать на вашем месте поступила бы так же, — говорит он. — Я понимаю, что едва ли вы сможете лечь поспать, хотя именно в этом вы сейчас нуждаетесь, но чашка чая и свежий воздух пойдут вам на пользу. Вы можете выйти во двор. Любой сотрудник больницы покажет, как туда пройти.
Ее лицо расслабляется. Она снова кивает, на этот раз нехотя соглашаясь. Ей хочется, чтобы и о ней кто-нибудь позаботился.
— Это правда. Здесь очень душно, даже несмотря на вентилятор.
Да, у них в палате есть вентилятор. И гроздь винограда в вазе на прикроватном столике. И плитка шоколада в красивой обертке, он такой даже никогда не видел. Но он не хочет об этом думать.
Уже взявшись за ручку двери, она вдруг останавливается и поворачивается к Андрею.
— Он у меня единственный, — негромко произносит она, и по ее тону невозможно понять, мольба это, угроза или предостережение.
Дверь за матерью закрывается. Юра снова ушел в себя, сосредоточенно крутя отверткой миниатюрный винтик. Андрей садится. Отвертка соскальзывает со шлица, потому что рука мальчика чересчур напряжена. Как будто их разговор и не прерывался, Андрей продолжает:
— Я любил смотреть, как отец чинит радио. Если у него не оказывалось нужной детали, ему приходилось на ходу придумывать, чем ее заменить.
— Глупо, — тихо отзывается Юра. — Всегда нужно использовать правильную деталь, иначе можно повредить схему. Ну или, если приемник никуда не годится, заменить его на новый.
Андрей смотрит на него с выражением, близким к жалости. Где только этот мальчик воспитывался? Такое чувство, что он вырос в другой стране.
— Иногда это просто невозможно, — возражает он. — Приходится использовать то, что есть под рукой. Кто наложил тебе фиксатор на ногу?
— Медсестра.
— Ты знаешь, как ее зовут?
Мальчик пожимает плечами.
— Как я могу помнить их всех по именам?
— И как он, хорошо поддерживает ногу? Меньше болит?
