В сотый раз Андрей удивляется, сколько времени и заботы вкладывает Аннушка в хозяйство, и как ей удается из горсти сушеных грибов, нескольких луковиц, перловки и куриного остова приготовить целую кастрюлю густого золотистого кушанья.
— Перца не хватает, — говорит она самокритично, облизывая краешек ложки.
— А что это за темные листочки?
— Резаная крапива. Я брала только верхние побеги. Привезла с дачи целую сетку.
— Сколько тебе говорить, Аня, ну ради бога, пойди на рынок и купи зелени. У нас же есть деньги!
— В крапиве много железа.
Он сдается. Аня такая — она готова часами бродить по лесу в поисках молодых дождевиков, пока не найдет подходящий, размером чуть ли не с дыню. Дома она порежет и пожарит плотную кремовую мякоть, и они съедят его горячим, прямо с огня. И, как обычно, кто-нибудь из них скажет: «Правда же на вкус как куриное мясо?» Анна уверяет, что может рвать крапиву без перчаток: «Это ерунда, нужно просто ухватить ее покрепче, тогда она не жжется». А еще она запросто может пройти несколько километров, чтобы набрать лесной малины. Но она способна и на экстравагантные поступки. Иногда Андрея поражает, сколько она готова заплатить за охапку самой первой сирени.
Анна улыбается:
— Коля съел две полные тарелки.
Он всегда ест очень быстро. Им хотя бы удалось отучить его класть вторую руку на стол, прикрывая тарелку, как будто кто-то собирается ее у него отнять. Люди говорят, дети все забывают, но Коля не забыл. Голод впечатался в него намертво.
— Я полагаю, он ушел гулять с друзьями? — спрашивает Андрей.
— Они собирались в Летний сад. Сказал, что придет не поздно. В любом случае в десять их оттуда выгонят.
Квартира кажется в несколько раз просторнее, когда Коли нет дома. Андрей делает глубокий вдох, чувствуя, как расправляются легкие. Так хорошо в кои-то веки побыть с Аней наедине, но вслух он, конечно, этого не скажет. Есть горькая ирония в том, что ребенок у них был со дня их первой встречи, и они нисколько не сомневались, что и общий ребенок подоспеет точно по расписанию, как поезд, вырастающий из огненной точки вдали и прибывающий к платформе… Но этот ребенок так и не родился.
Они есть друг у друга. У них есть Коля. Аня не хочет сдавать анализы и обследоваться, а заставлять ее он не собирается. Единственный раз, когда он тактично, как ему казалось, предложил ей это сделать, она отшатнулась. Глаза ее сузились от гнева. «Только потому, что ты врач, не надо думать, что я всего лишь сломанный механизм, нуждающийся в починке». И потом, одна мысль о том, как Аня сидит с ногами, закинутыми на держатели гинекологического кресла, в то время как кто-то из его коллег засовывает ей смотровое зеркало, заставляет его отступить. Довольно и того, что сейчас они в квартире одни, что кухня заполнена густым паром, и от него волосы Аннушки завиваются у лба в колечки.
Анна с чувством облегчения и одновременно вины думает о том, как тихо в доме. И Коля, и Андрей давят на нее, потому что каждый хочет быть на первом месте. Конечно, они не нарочно, но порой она чувствует, что просто разрывается между ними.
— Уже десятый час, — говорит Андрей. — Он приходит все позже и позже.
— Знаю. Но сейчас они все болтаются на улице, потому что темнеет поздно. Им не усидеть в четырех стенах. Вспомни, мы также гуляли, когда были молодыми.
Его задевает, что она говорит о себе так, будто уже не молода. С какой стати, ей же совсем немного за тридцать!
— Представляешь, Андрюша, так забавно! Когда Коля был уже в дверях, я случайно взглянула на него со спины. Знаешь, как бывает: посмотришь на знакомого, и вдруг увидишь его словно со стороны, объективно? Я имею в виду, когда, например, столкнешься на улице с кем-то из близких и неожиданно для себя увидишь его так, как видят чужие люди, которые его не знают.
— Да?
— Он вдруг показался мне совсем другим — взрослым, почти студентом. И я никогда не думала, что Коля похож на моего отца, но он становится похож. Он натянул кепку и пригнулся, чтобы посмотреть в зеркало, и в этот момент выглядел в точности как отец. Они сейчас, должно быть, одного роста. Коля так вымахал за этот год.
Он заметил две вещи: во-первых, она опять говорит об отце в настоящем времени, во-вторых, несмотря на то что Михаил такой же отец Коле, как и Анне, она никогда не говорит «наш отец».
— Он так напомнил мне отца, — негромко продолжает Анна. — Ты же знаешь, каким он был: вечно полностью поглощен своими занятиями.
«Да. Поглощен чем угодно, только не тобой», — думает про себя Андрей.
— Вся беда в том, что он был очень замкнутым, весь в себе, — говорит Анна еще тише. — Точно в ловушке. Я часто слышала, как ночами он бродит по квартире.
— Но это не означает, что Коля не сможет быть счастлив.
— Я знаю. Как прошел твой день? — спрашивает она, как бы между прочим выкладывая остатки еды ему на тарелку.
— Неплохо.
— Морозова хочет отправить меня на курсы математики и статистики. Она глаз с меня не спускает.
— Звучит зловеще, — шутливо произносит Андрей, но понимает, что Аня действительно обеспокоена.
— Как выясняется, я «не полностью раскрыла свой потенциал».
— Господи, да эта женщина не распознает твой потенциал, даже если он набросится на нее и покусает. — Его выводит из себя всеобщая одержимость статусом, должностями, квалификацией. Все эти вопросы, которые меньше чем за минуту определяют твое место в жизни: «Ваши текущие научные интересы? Ваши публикации? Членство в партии?»
Он и сам подвержен этой заразе, этому страху, что с тобой не будут считаться, что ты превратишься в одного из тех врачей, чье мнение никого никогда не интересует. Приходится ходить на собрания. Приходится быть на виду и говорить, что положено. И однажды кто-то из старших коллег, чью клиническую работу ты по-настоящему уважаешь, обнимет тебя за плечи, когда вы вместе идете по коридору, и скажет: «Знаете, молодой человек, я тут подумал, вы могли бы активнее участвовать в работе месткома больницы. Для тех, кто принимает решения наверху, очень важно не терять связи с молодыми растущими специалистами…»
И это действительно важно. Он прекрасно понимает, какую пользу это может принести и кому именно. Врачам, задумывающимся о продвижении своей карьеры, поневоле приходится учиться заседать в различных комиссиях и рассуждать об общественном благе, вместо того чтобы зарываться в детали отдельных случаев. Как ни странно, это в интересах самих пациентов. Врач со связями и влиянием гарантированно получит новейшее оборудование и лекарства. Не хочешь мараться — пожалуйста, твоя совесть будет чиста, как свежевыпавший снег, но за это придется заплатить, и не только тебе. Дружеская рука упадет с твоего плеча. То, что обсуждается на собраниях, никогда не достигнет твоих ушей. Так что лучше засучить рукава и окунуться в работу. И тогда рука одобрительно сожмет твое плечо: «Мы все делаем общее дело».
