Гилмэн уставился на Эндрю, безвольно раскрыв рот.
Эндрю тряхнул его еще раз напоследок:
— Скажите, что вы поняли.
Гилмэн сумел лишь испуганно покивать, однако и этого было достаточно. Во всяком случае, пока.
* * *
Лиззи сидела на ступенях перед парадной дверью, медленно потягивая вино и глядя, как опускаются вечерние сумерки. Когда машина Эндрю вкатилась в их проезд, Лиззи в лишенном энтузиазма приветствии приподняла бокал.
— Ты вернулся, — произнесла она, когда он приблизился по дорожке к дому.
— Что ты здесь делаешь?
— Считаю светлячков, — тихо отозвалась Лиззи. — Когда я была маленькой, то очень любила светлячков. Они мне казались крохотными звездочками, танцующими среди крон деревьев. — Она подняла бокал и медленно отпила еще несколько глотков. — У нас в Нью-Йорке их нет. Вообще, в городе, я имею в виду. Как только я…
Осекшись, Лиззи погрузилась в молчание. Опустившись с ней рядом, Эндрю украдкой заглянул в ее бокал, любопытствуя, сколько она уже употребила.
— Ты как, в порядке? — спросил он.
— Просто… трудный день. — Помолчав еще мгновение, она протяжно вздохнула. — Утром от меня отказался риелтор. Потом я то ли бросила работу, то ли нет. Потом мне угрожал сумасшедший с топором. С хорошей стороны — банк готов дать мне деньги под залог бабушкиной фермы. — Нахмурясь, Лиззи опустила взгляд в бокал. — Прям напрашивается какая-нибудь песня в стиле кантри.
Эндрю едва обратил внимание на это саркастическое замечание.
— Ты ушла с работы?
— Возможно. — Помолчав немного, Лиззи пожала плечами: — Пока не знаю.
— Не понимаю. Как это можно не знать?
— Мы с Люком сегодня утром обсуждали, когда я вернусь. И наш разговор закончился не лучшим образом. — Лиззи вытянула шею, изображая, будто ее интересует темнеющее фиолетовое небо. — Давай поговорим о чем-нибудь другом, ладно? Как там Фред Гилмэн?
— Выглядит совсем развалиной, это уж точно. Но его трудно разгадать. Я спросил его насчет пожара и записки. Он, естественно, все бурно отрицал. Клялся, что вообще не имеет к этому отношения. А когда я назвал его лжецом, этот мерзавец буквально расплакался.
У Лиззи от удивления раскрылся рот.
— Он… погоди-ка… Ты сказал… расплакался?
— Плакал как дитя. Чес-слово, прямо слезы бежали по лицу.
Лиззи чуточку откинула голову назад, всматриваясь в Эндрю:
— Да ты, никак, его уже чуть ли не жалеешь?
— Пожалел бы, наверное, не имей я в голове картинки, как он держит перед тобой топор. Но в какой-то момент мне показалось, что он говорит правду. Он говорил, что со смертью Альтеи почувствовал облегчение — что ее смерть, дескать, означала, что все это наконец закончится. А еще он искренне ужаснулся, когда я обвинил его в поджоге. Может, конечно, он это сыграл — но как-то все же не похоже.
— Говоришь, ты ему веришь?
— Я говорю, что сам не знаю. Во-первых, перед нами два разных вопроса. Первое: причастен ли Гилмэн к пожару и к записке? А второе: способен ли он был поднять руку на собственных дочерей? И, сказать по правде, я не знаю ответа ни на один из них. Как я уже сказал, этого мужика трудно разгадать. То он весь кипятится и грудь выпячивает, говоря со мной, как большой человек — то вдруг в следующий миг превращается в сопливое и хлюпающее нечто. Единственное, что я уяснил точно: для этого типа твое присутствие здесь нежелательно. А еще он не хочет, чтобы к делу подключались копы. Когда я предложил вызвать полицию, он аж оцепенел от ужаса.
— Так и что теперь? Мы возвращаемся к началу?
— Да я бы так не сказал. Я ему ясно дал понять, что будет, если он хоть раз еще тебя побеспокоит. А еще я на обратном пути позвонил Роджеру и все ему изложил. Он согласен, что хотя сегодня Гилмэн и перешел черту, но ничто из того, что он сказал или сделал, не является противозаконным. Впрочем, говорит, что составить на это протокол совсем не повредит. Полиция пришлет кого-нибудь, чтобы с ним провели беседу, взяли показания, предупредили, возможно, чтобы держался от тебя подальше. Гилмэну это не понравится — но это уже его проблема.
Лиззи устало покачала головой.
— Я понимаю, что, наверно, слишком обостренно отреагировала на сегодняшнее, примчавшись к тебе в истерике, точно дева в беде. Но он и вправду был ужасно зол. Я просто не знала, что делать. Ты был первый человек, о котором я вспомнила.
— Мне это приятно. И ничуть не слишком ты отреагировала. Я знаю, ты не любишь, когда тебя кто-то пытается защитить, но в сложившихся обстоятельствах…
Лиззи надолго задумалась, и возникшее между ними молчание заполнили лишь сверчки и лягушки. Наконец она глубоко вздохнула и наклонила бокал к Эндрю:
— Ладно. Можешь быть моим телохранителем. Но я буду очень признательна, если ты не станешь упоминать о сегодняшнем Эвви и Ранне. Не хочу, чтобы они за меня сильно волновались.
Эндрю неохотно кивнул.
— А кстати, где они?
— В нашей аптечной лавке. У них последний рывок приготовлений к фестивалю, который проводится в эти выходные. Я тоже провела с ними какое-то время, но сбежала. Нужно было немножко побыть одной, проветриться.
— И посчитать светлячков.
Лиззи грустно улыбнулась, глядя куда-то вдаль.
— Да.
Некоторое время Эндрю искоса наблюдал за ней. Она была такой прекрасной в лунном свете — холодной и неподвижной, и такой невыразимо далекой. Впрочем, у нее всегда был особый талант к отрешенности, исключительная способность держаться отдельно от всего прочего мира — и от него, в частности.
— Я очень рад, что ты сегодня вспомнила именно обо мне и испытала во мне потребность. И знаешь, ты всегда можешь обращаться ко мне за помощью. Что бы между нами ни случилось… или чего бы ни случилось… В общем, я всегда к твоим услугам. — Эндрю поднялся, тут же сунув руки в карманы. Видимо, инстинктивно — чтобы не дать рукам потянуться к ней.
Лиззи вскинула на него удивленный взгляд, будто недоумевая, что он уже встал:
— Уходишь?
— Надо идти. Я скоро на несколько дней отчалю в Бостон, и до отъезда мне нужно закончить последние чертежи. Если вдруг не увижу Эвви и Ранну до их отбытия на фестиваль — передай им от меня доброй удачи.
— Эндрю… — Лиззи тоже встала, оказавшись к ним лицом к лицу. Устремленные на него глаза засветились под луной. — Вчерашняя наша встреча в амбаре, когда мы… — Смутившись, она опустила голову. — Это не означало, что я не… Я просто… не смею. Ты ведь понимаешь это, да?
Он понял, что она хотела сказать. И, возможно, сейчас она даже сама в это верила. Однако, встретившись с ее серебристо-серыми глазами, Эндрю увидел, что с ней происходит. Да, если она желает, он может ее поцеловать. И на этот раз Лиззи не станет его останавливать, несмотря на все свои пространные объяснения. То ли вино, то ли события нелегкого дня смягчили ее, ослабили, сделав податливой и уязвимой. Но также он понял и то, что потом она об этом пожалеет. Как и в прошлый раз. И после второго отказа возврата уже не будет.
