От этого вопроса у Лиззи пересохло во рту. Почему они вообще это обсуждают? Она опустила взгляд на свои руки, стирая с ладоней грязные разводы.
— Знаешь, когда твоя фамилия Лун, то очень быстро отучаешься желать всего того, чем счастливы другие люди. Не потому, что ты этого не хочешь, а потому что далеко не у всех есть выбор. — Лиззи тут же сжала губы и покачала головой. Она и так наговорила слишком много. — Извини. Не обращай внимания.
Он пристально, не мигая, посмотрел ей в глаза, и его губы тронула осторожная улыбка.
— Я никогда не смогу не обращать на тебя внимания, Лиззи. Думаю, ты и сама это знаешь.
Лиззи сделала шаг назад, потом еще один, пока не уперлась поясницей в стол. Эндрю стоял к ней слишком близко, и исходящий от него амброво-дымный запах отвлекал ее мысли.
— Прошу тебя, не подбивай ко мне клинья, Эндрю.
— Почему?
«Дыши… Просто дыши…»
Она прижала ладонь к груди, пытаясь унять внезапно разлившийся под ребрами жар.
— Потому что я случайно могу забыть, что не хочу, чтобы за мной кто-то начал ухаживать. Я не ищу летних романов.
Улыбка его рассеялась, и голос вдруг стал хрипловатым:
— Я тоже.
Она чуть вздрогнула, когда Эндрю коснулся ее лица, легонько проведя костяшкой пальца по изгибу ее скул. Внезапно ей стало трудно дышать, трудно оторвать взгляд от его глаз.
— Я серьезно, Эндрю. Я вовсе не жеманничаю. То, что я только что сказала — что, дескать, не позволяю себе желать того, что есть у других, — это правда. Я не такая, как большинство женщин. Я не гонюсь за формулой «жили вместе долго и счастливо». Я… другая.
Эндрю опустил руки, по-прежнему не отрывая от нее взгляда.
— Думаешь, я этого не знаю? Что ты… другая? Я же всю свою жизнь прожил с тобою по соседству. Как же я мог тебя не знать?
— Но ведь не знаешь же. То есть знаешь, но не совсем. И если ты…
— Ошибаешься, — с неожиданной пылкостью ответил Эндрю. — Знаю. И всегда знал. С первого раза, как тебя увидел, с первого мгновения… я знал, что ты совершенно не такая, как все.
И то, как он сделал паузу, произнося эти слова, и то, как смотрел ей в глаза, словно подтверждая все то, что они оба и так уже знали, забило у нее в голове в тревожный набат.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я лишь хотела сказать…
— Я знаю, Лиззи. — Едва эти слова слетели с его губ, Эндрю заметно расслабился, словно долго и мучительно сдерживал их в себе и наконец испытал облегчение, произнеся их вслух. — Я всегда это знал. И о тебе. И вообще о роде Лун — обо всех вас. Я знаю.
Лиззи оторопела. Это читалось в его лице, в его глазах, слышалось в словах. Он действительно все знал. Но откуда? Может, Альтея ему проговорилась? Или Эвви?
— Откуда? — шепотом спросила она. — Откуда ты можешь это знать?
Эндрю пожал плечами.
— Понятия не имею. Просто знаю, и все.
— И давно?
— Честно? Я даже не припомню такого, чтобы я этого не знал. Для меня это такой же факт, как и то, что солнце восходит по утрам. В тебе есть внутренний свет, Лиззи. И в Альтее он был. И в твоей матери есть. Вот что делает вас Лунными Девами — этот необычайный свет.
Лиззи сверкнула на него взглядом, немало изумленная тем, что они вообще это обсуждают.
— Ты говоришь так, будто в этом есть что-то хорошее — как будто на мне какое-то великое благословение. Но мне всегда больше всего хотелось быть такой, как другие люди, жить самой обыкновенной жизнью. И вместо этого…
Но Эндрю оборвал ее, решительно мотнув головой:
— Ты никогда не будешь такой, как другие люди, Лиззи. Вот почему ты завладела мною полностью, когда мне было только восемнадцать. — Он подступил на шаг, вдвое сократив между ними расстояние. — И вот почему мое сердце по-прежнему приковано к тебе.
Лиззи сжала кулаки, чтобы унять в руках дрожь. Он стоял так близко, что она видела золотые крапинки в его карих глазах, и мягкую ямочку на подбородке, и легкое поблескивание щетины внизу щек. Как такое могло случиться? У нее в планах никогда не было ничего подобного — как не было в планах и человека вроде Эндрю.
Он все про нее знал. Знал — и все равно хотел ее поцеловать.
И она готова была ему это позволить — пусть даже это будет стоить ей многого.
Когда его руки крепко обвили ее талию, Лиззи показалось, что земля ушла у нее из-под ног. Она качнулась к Эндрю, прижав ладони к его груди, и быстро встретилась с ним взглядом. Когда их губы сомкнулись, его прикосновение было осторожным и нежным, словно спрашивающим разрешения, и Лиззи с готовностью это позволение дала. И когда пламя поцелуя, вспыхнув, разгорелось с невиданной силой, она как будто растаяла, точно податливый воск, сплавляясь с ним в нечто цельное. И это ощущение единения оказалось для нее совершенно новым и пугающим.
«Остановись! Остановись, пока ты еще на это способна!»
Лиззи слышала эти отчаянные предостережения своего сознания, но отбросила их прочь. Она отчаянно нуждалась в этом поцелуе. Именно сейчас Эндрю был ей так необходим. Хотя бы на миг ей необходимо почувствовать себя той девушкой, которую он видел в ней — девушкой с особенным светом внутри.
И все же той девушкой она вовсе не была, и было бы нечестно позволять ему думать обратное.
А потому она высвободилась из его объятий и глубоко вздохнула:
— Прости. Я не могу.
Эндрю отступил на шаг, взгляд его растерянно затуманился.
Лиззи прижала ладонь к губам, уже сгорая от стыда. Как она могла совершить такую глупость!
— Мне очень жаль, Эндрю. Я не хотела, чтобы это случилось… То есть, судя по всему, хотела, но поняла, что не должна. У меня и так сейчас вся жизнь вверх тормашками, и мне совсем не нужно еще больших осложнений.
— Никаких осложнений, — сухо кивнул Эндрю. — Понял.
Его тон казался уязвленным, но он имел полное право испытывать сейчас досаду. Она дала ему зеленый свет — и тут же ударила по тормозам.
— Ты думаешь, что все обо мне знаешь. Но это не так. Когда я несколько минут назад говорила о том, что не гонюсь за формулой «вместе долго и счастливо», я говорила на самом деле обо всех нас — о женщинах рода Лун. Мы не… привязываем себя к кому-либо. У нас только одна задача — родить дочь, которой можно будет передать родовое наследие. И любовных отношений здесь не предусматривается.
— То есть… никакого мужа.
Лиззи напряженно сглотнула, не уверенная, что готова сейчас к такому разговору. Однако Эндрю явно ждал от нее ответа.
— Так… намного меньше заморочек, — с трудом произнесла Лиззи. — Для всех. — Она переводила взгляд на свои руки, на носки обуви — куда угодно, лишь бы не смотреть ему в глаза. — Ты был прав. Мы и впрямь другие. И вовсе не в лучшем смысле. Люди считают нас порочными и скверными. Они винят нас во всех мыслимых грехах и обращаются с нами как с прокаженными. Рано или поздно это, точно грязное пятно, ляжет и на тех, кого мы любим. — Она чуть помолчала, пожимая плечами. — И любые отношения с кем-либо будут отравлены — это лишь вопрос времени.
