Роджер тяжело поднялся с кресла.
— Идемте со мною, мисс Лун.
Переглянувшись, Лиззи и Эндрю последовали за Роджером в дом. Они миновали кухню и гостиную, потом прошли по короткому коридору с тремя дверями, две из которых оставались открытыми. За первой была небольшая гостевая ванная. Вторая, судя по всему, являлась спальней Роджера, где из мебели стояли лишь кровать, бюро да беговая дорожка, поставленная прямо перед окном.
Последняя дверь была закрыта. Ничего не говоря, Роджер толкнул ее и отступил, пропуская в комнату Лиззи и Эндрю. Помещение оказалось маленьким и полутемным, шторы на окнах были задернуты от дневного солнца. Мебели здесь не наблюдалось абсолютно никакой — лишь на полу в центре комнаты были складированы друг на друга множество картонных коробок.
Лиззи перевела взгляд от коробок на Роджера:
— И что у вас тут?
— Это моя карьера, — с грустью произнес тот. — Вернее, то, что от нее осталось. Мои личные заметки по каждому из дел, которые мне довелось расследовать.
Коулмэн тоже вошел в комнату и прямиком направился к паре коробок, стоявших немного поодаль от остальных.
— А вот эти, — положил он ладонь на верхнюю, — материалы по делу сестер Гилмэн.
Лиззи настороженно взглянула на него:
— А разве они должны храниться у вас?
— Ну, это же не официальные полицейские документы. Только то, что я держал при себе, чтобы работать над делом дома. Преимущественно мои собственные записи. — Он поднял крышку коробки и подхватил оттуда несколько небольших черных блокнотов. — Меня вечно дразнили «старьевщиком» и «бумажной крысой», но на самом деле мне на бумаге думается лучше.
Лиззи подошла ближе и, заглянув в коробку, увидела беспорядочную кучу блокнотов и папок.
— Да здесь, должно быть, сотни страниц! Что все это такое?
— Мои записи, где содержится практически все, что я мог вспомнить в конце каждого рабочего дня. Попутные соображения, разные мои замечания по ходу дела, которые мне хотелось потом проверить. Впечатления, оставшиеся после допросов свидетелей, опросы возможных очевидцев, пометки с ежедневных летучек. То есть все, что, как мне казалось, могло бы впоследствии пригодиться.
— Невероятно! Когда же у вас нашлось на все это время?
— Как я уже сказал, кто-то из нас всю свою жизнь отдает работе. Мои жена и сын погибли вскоре после того, как я поступил в полицию детективом. Они возвращались с соревнования сына по тхэквондо в Манчестере
[8]. Дороги были тогда заледенелыми, и их машину вынесло через сплошную на встречную полосу. Предполагалось, что я в тот вечер поеду вместе с ними, но я задержался на допросе. Возможно, если бы за рулем был я… — Моргнув, он быстро отвел глаза. — Моему сыну было одиннадцать лет.
У Лиззи сжалось горло. Похоже, ее радар все уловил как есть. Жена и сын… Как возможно даже просто пережить такую страшную потерю? И продолжать ступать, как прежде, по земле, потеряв все самое главное?
— Мне невероятно жаль…
Роджер ссутулился, явно чувствуя себя неловко от того, что поделился своим горем.
— После этого у меня осталась лишь работа. И мои записи. В общем, как бы то ни было — все здесь.
Эндрю придвинулся поближе и, вытянув шею, оглядел содержимое коробки.
— Поверить не могу, что вы все это сохранили.
— Брат у меня — адвокат по уголовным делам. Первое, чем он меня напутствовал, когда я пошел служить в органы: никогда не выбрасывай никаких записей, ибо не знаешь, какое дело и когда может вернуться, чтобы ужалить тебя в задницу. И этого я никогда не забывал. Даже не представляете, сколько раз, бывало, какая-нибудь крохотная подробность в конечном счете проливала на расследование новый свет! Впрочем, об этом деле такого, увы, не скажешь. Бог знает сколько часов я выискивал хоть что-нибудь, что я мог бы случайно упустить. Но, к сожалению, так ничего и не обнаружил.
Восхищение Роджером Коулмэном поднялось в сознании Лиззи еще на одну ступень.
— Похоже, вы чрезвычайно серьезно отнеслись к этому делу.
— Я ко всем делам отношусь со всей серьезностью. Но, признаюсь, это дело меня очень сильно зацепило лично. Я знаю, каково это — потерять дитя. Но мне никогда не приходилось гадать, что же случилось с моим сыном. Хорошо это или плохо — но я это знал. А Гилмэны — нет. И до сих пор не знают. Я даже представить себе не могу, каково это — просыпаться по утрам, понимая, что твоего ребенка больше нет и ты даже не знаешь, как и почему это случилось. Это одна из причин, почему я согласился с вами встретиться. Узнав от Эндрю, что вы собираетесь заново все это перекопать, я вдруг понял, что, возможно, Гилмэны не единственные, кто заслуживает получить истинный ответ.
— Спасибо, детектив.
— Роджер, — вновь напомнил он. — У меня за плечами семнадцать лет работы следователем, и за все это время лишь три незавершенных дела. Три преступления, которые я так и не сумел раскрыть. И это дело — одно из них. Я говорю вам это, потому что хочу, чтобы вы уяснили: единственный мой интерес — докопаться до истины, и все, что я могу от этого получить, кроется лишь в этом интересе. То есть я работаю не на вас.
— Понимаю. Буду ждать от вас любой информации. А тем временем я предполагала поговорить с четой Гилмэнов.
Роджер сразу помрачнел.
— Вы, разумеется, можете и попытаться, однако сомневаюсь, что это вам что-то даст. В последний раз, когда я с ними общался, Фред Гилмэн едва не оторвал мне голову, а миссис Гилмэн выглядела точно призрак. Разумеется, я не могу их винить: ему не терпелось воздеть чью-нибудь голову на пику, а она всего лишь хотела, чтобы все это поскорее закончилось. Им необходимо было ощущение завершенности, а я не мог им это обеспечить.
— Возможно, мы еще в силах им это дать? — тихо произнесла Лиззи. — Если я сумею убедить их, что я тоже этого хочу — то, может, они все-таки со мной поговорят?
— Может, и так, — молвил Роджер, хотя голос его звучал без малейшей убежденности. — Кстати, меня очень огорчила весть о вашей бабушке. Она, насколько знаю, была доброй и весьма достойной женщиной, несмотря на все, что происходило вокруг нее. Я искренне сожалею, что наши с ней дороги не пересеклись в иных обстоятельствах.
Лиззи уверенно посмотрела ему в глаза:
— Она не причинила никакого вреда этим девушкам, Роджер.
— Вы и представить не можете, как бы мне хотелось в это верить, мисс Лун.
— Лиззи, — поправила она. — Думаю, не больше, чем мне хотелось бы вам это доказать.
Глава 10
Всю обратную дорогу Лиззи хранила молчание. Она замечала, что Эндрю то и дело тревожно поглядывает на нее, однако была слишком поглощена мыслями о том, что она только что узнала про столь наплевательское отношение Рэндела Саммерса к расследованию, чтобы о чем-то разговаривать. И все же странным образом это давало ей надежду. Прежде она исходила из предположения, что у полиции просто иссякли все возможные зацепки, в то время как на самом деле расследование убийства вполне намеренно было тихонько свернуто.
