— Энрю. Наш сосед.
Он кивнул и перехватил ящик из правой руки в левую.
— Я не знал, что ты вернулась. Очень сожалею насчет твоей бабушки. Я знаю, как вы когда-то были с ней близки.
Лиззи сразу ощетинилась от предположения, что это осталось где-то в прошлом.
— Мы до сих пор были с ней близки.
— Верно. Извини, я не хотел…
— Она мне писала, что твой отец умер. Мне очень жаль. Я помню, он был замечательный человек. Чудесно относился к Альтее.
— Да, это так. Спасибо. Я, кстати, шел кое-что починить у вас в теплице.
— Эвви предупредила, что ты придешь. То есть не именно ты — а что кто-то придет.
На этом «светская» беседа иссякла, и между ними повисло неловкое молчание. Эндрю вновь перехватил ящик другой рукой и сделал шаг вперед, словно собирался сопроводить Лиззи до дома. Она же отвернулась и заторопилась дальше по тропе. Ей требовалось принять решение, и чье-то общество при этом было совсем не желательно. А уж тем более — Эндрю Грейсона.
Вернувшись домой, Лиззи застала Эвви в кухне: та сидела за столом перед несколькими плошками с яркими разноцветными бусинами. Она нанизывала бусы, вдевая тонкий кожаный шнурок в мраморно-синие шарики. Через мгновение Эвви подняла голову:
— Как прогулялась?
— Вы сказали, что придут чинить теплицу, но даже не заикнулись, что это будет Эндрю Грейсон.
— Я как-то не думала, что это имеет значение, — пожала плечами Эвви. Она критически поглядела на бусины, что только что нанизала, добавила еще несколько, после чего вновь вскинула голову: — А что, тебе это не все равно?
— Я просто очень удивилась, когда его встретила. Не знала, что он вернулся.
— Да уж почти как три года. Приехал, когда у него слег отец, да так тут и остался. По правде говоря, мне кажется, он только и искал для этого веский повод.
— Веский повод?
— Он чувствовал, где его настоящее место. Чикаго оказался не для него. А Сейлем-Крик его устраивает. Все очень просто. Так как прогулка?
Лиззи, на миг оторопев, уставилась на нее. У Эвви была неприятная манера так резко менять тему разговора, что собеседник терял способность внимательно следить за основной его нитью.
— Дошла до пруда, — тихо ответила она. — И когда посмотрела на это место снова, спустя столько лет, то кое о чем задумалась. Все эти чудовищные домыслы, что высказывали тогда люди, все, чему они так легко поверили… Я вот все думаю: может, от всего этого Альтея и заболела? Может быть, она просто… сдалась?
Эвви положила на стол шнурок с бусинами и устремила на нее прямой взгляд поверх очков:
— Твоя бабушка никогда в жизни ни в чем не сдавалась.
— Но ведь вас тут не было тогда, Эвви. Вы даже представить себе не можете, каково это было! Как местные стали смотреть на нее после того, как тех двух девушек вытащили из нашего пруда. И самое скверное — что их мнение невозможно было изменить. Люди поверили в это тогда — верят и сейчас.
— Может, и так. Но теперь уже с этим ничего не поделать. Когда люди вобьют что-то себе в голову, то мало шансов их мнение изменить. Тем более не имея доказательств.
— А если бы нашли доказательства?
Эвви подняла голову:
— К чему ты клонишь, милая девочка?
Лиззи взяла из плошки бусину, дала ей чуть покататься по расправленной ладони, задумчиво поглядела на этот темно-синий шарик с крохотными золотинками колчедана — точно маленький земной шар, покоящийся на ее ладони. «Lapis lazuli, лазурит, — вспомнилось ей тут же, — для выявления сокрытых истин».
Она опустила бусину обратно в мисочку и встретилась глазами с Эвви.
— Вчера вечером вы спросили, зачем я приехала, и я ответила, что вернулась, чтобы разобраться с кое-какими личными вещами Альтеи. Но правда в том, что я вообще не собиралась сюда ехать. А потом в той пустой книге для записей, что вы мне прислали, я обнаружила вложенную записку от Альтеи. Она написала, что я лучшая из рода Лун и что здесь осталось нечто такое, что необходимо исправить. Может, потому я теперь здесь? Чтобы все исправить?
— Нечто, что нужно исправить… — задумчиво повторила Эвви. — И что это может быть?
Лиззи решила предоставить Эвви самую сложную часть уравнения.
— Точно не знаю. Но все же должно быть что-то, что я могу сделать. Найти какой-то способ выяснить, что произошло тогда на самом деле, и наконец вернуть Альтее ее честное имя.
Эвви сняла очки. Между бровями у нее пролегла тонкая складка.
— Ты так думаешь?
— Не знаю. Но попытаться все же стоит. Восемь лет — не такой уж долгий срок. Кто-то в городке что-нибудь да знает — может, знает нечто такое, чего и сам не сознает. Если людей поспрашивать — глядишь, это и всколыхнет что-то у кого-нибудь в памяти.
— Это много чего может всколыхнуть, — скептически заметила Эвви.
Лиззи пристально посмотрела на нее:
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что у каждого меча есть две стороны. Ты нацелилась разворошить воспоминания о тех погибших девушках, чтобы все еще раз всё это пережили. Люди могут воспринять это недоброжелательно.
— Может, и так. Но я не могу осторожничать и обходить стороной правду только потому, что это кому-то будет неудобно. Когда-то я уже так поступила. Я спрятала голову в песок и позволила всему городу затравливать мою бабушку. Больше я так не поступлю.
Эвви тихонько фыркнула.
— Твоя бабушка говорила, что ты запальчивая и с характером. Вижу, это сущая правда.
— По-вашему, я ошибаюсь?
— Нет, я так не думаю. Наоборот, я считаю, что ты чертовски права. Но то, о чем ты сейчас говоришь — о перетряхивании того, что давным-давно улеглось, о задавании кучи новых вопросов, — все это поднимет много мути, а шансы найти истину крайне малы.
— Я знаю. Но когда я буду отсюда уезжать, то, по крайней мере, смогу сказать, что попыталась.
Эвви вновь нацепила очки на кончик носа и взяла в руки не до конца нанизанные бусы.
— Есть какие-нибудь соображения, с чего начать?
Лиззи протяжно выдохнула, первый раз всерьез задумавшись над этим вопросом.
— На самом деле я пока что не особо в это вдавалась. Но думаю, что в любом случае лучше всего начать с местного отделения полиции. Мне надо получить какое-то представление о том, на чем остановились их поиски, а также понять, насколько здешний шеф полиции Саммерс готов возобновить расследование.
— Тот еще тип, — пробурчала Эвви.
— Я знаю. Большая удача, если на этом фронте будет хоть какая помощь. Но попытаться надо. Завтра же туда поеду — пока решимость не иссякла.
