— Лучше не стало, — сказал Нарман, когда его аватар появился в поле зрения каждого участника. Его руки были сцеплены за спиной, когда он с Совой стоял на балконе электронного двойника дворца Эрейстор. Княгиня Оливия стояла между ними, ее волосы развевал свежий бриз, дующий с залива Эрейстор, ей больше не нужен был костюм виртуальной реальности, чтобы присоединиться к своему мужу, благодаря органическим имплантам, которые придумал Сова.
— Так называемый закон Хиджинса об экспроприации и общественном восстановлении был принят в первом чтении, — продолжил Нарман. — И пока они этим занимались, они приняли Закон о банковской реформе. В том же законодательном пакете было немало других плохих идей, но именно эти две принесут наибольший ущерб.
— Закон об экспроприации и общественном восстановлении гораздо больше внимания уделяет экспроприации, чем восстановлению. Он национализирует консорциум Канала, замораживает полномочия всех неправительственных членов правления Транс-Сиддармаркской железной дороги, национализирует сталелитейную промышленность и предписывает экспроприировать все активы, принадлежащие чарисийцам в республике.
Кто-то присвистнул, и Нарман выгнул бровь.
— Извини, Нарман, — сказал Корин Гарвей. — Я был очень сосредоточен на изменениях. В последний раз, когда я просматривал проект закона, он и близко не заходил так далеко!
— Это потому, что наш хороший друг Жермо все еще придумывает это по ходу дела, и он обнаруживает, что люди, которые так напуганы, готовы позволить ему гораздо больше, чем ожидал даже он, — мрачно сказал Нарман. — Плохая новость заключается в том, что мы понятия не имеем, как далеко он, вероятно, зайдет. Хорошая новость заключается в том, что дальше он идти не может!
— Но о чем, черт возьми, он думает? — спросил граф Корис из Мэнчира.
— Самая большая проблема заключается в том, что он намного менее… экономически подкован, чем он думает, Филип, — ответил Нарман. — У него очень упрощенные идеи и… скажем так, не совсем идеальное понимание того, как работают рынки, хотя сам он думает, что понимает их в совершенстве. Или, во всяком случае, лучше, чем так называемые эксперты, которые позволили всему так испортиться. Отчасти это своего рода мышление типа «как я могу сделать хуже, чем они сделали?», которое оправдывает почти все, что он хочет попробовать. Он также не слишком наделен моральными угрызениями совести, хотя думаю, что он искренне убедил себя, что все, что происходит с республикой, — это наша вина.
— То есть называть его идеи «упрощенными» — это все равно, что называть проход Син-ву холодным в феврале, — заметил граф Сармут.
— Это справедливо, — кивнул Нарман. — В то же время эту точку зрения разделяют многие сиддармаркцы, и они начали развивать ее задолго до того, как Хиджинс стал их рупором. И — опять же, справедливости ради — их немного трудно винить, если они живут где-то вроде Мэнторы, не так ли?
Сармут кисло хмыкнул, подтверждая эту мысль.
Чарисийский квартал в Мэнторе был уничтожен «Мечом Шулера», и все его владения были расхватаны горсткой сиддармаркских падальщиков. В процессе они стали необычайно богатыми, и они использовали это новообретенное богатство для импорта «мануфактур в чарисийском стиле» после джихада. Но они импортировали их без трудового законодательства Чариса, или кодексов, запрещающих детский труд, или практики Делтака, поощряющей участие рабочей силы в принятии управленческих решений. Они также не видели никаких причин выплачивать прожиточный минимум или предоставлять льготы на образование детям рабочих… или предоставлять пенсионные пособия тем, кто погиб или был искалечен на их фабриках. Они были так же плохи, как Стивирт Шоуэйл в его худшем проявлении, и они установили мертвую хватку на Мэнторе, которую ни один посторонний, вероятно, не сможет разорвать в ближайшее время. В сочетании с почти полным уничтожением гильдий Мэнторы, которые потеряли не только свою экономическую мощь, но и политическое влияние, которое было у них раньше, у их сотрудников не было настоящей защиты за пределами Церкви, а власть и влияние Церкви Ожидания Господнего в Сиддармарке стали значительно меньше, чем до джихада.
— Эти бедняки в Мэнторе думают, что именно так мы управляем нашей экономикой, — продолжил Нарман, доводя свою точку зрения до конца. — И есть другие места, где все почти так же плохо, потому что и Мейдин, и Миллир были больше сосредоточены на структурных реформах своей банковской системы, чем на агрессивной борьбе за трудовые кодексы. Но когда есть люди, живущие таким образом, которые думают, что так живут наши люди, им легко купиться на линию Хиджинса, что все, что мы когда-либо хотели сделать, это разграбить их экономику, а затем вернуться домой со всеми марками, которые мы могли выжать из них. А еще есть западные провинции. Кроме Тесмара и Гласьер-Харта, их провинциальные законодательные органы стали примерами манипулятивной политики в худшем ее проявлении. Так что, даже если кто-то из живущих там был склонен не верить Хиджинсу — а большинство из них таковыми не являются; они действительно считают его одним из своих, и это означает, что он должен быть тем, кто говорит правду — они ничего не могут с этим поделать.
— Замечательно, — пробормотал Сирэйбор.
— Подведи итог для нас, Нарман, — сказала Шарлиэн.
— Хорошо, — кивнул аватар Нармана. — Короткая версия. Это почти наверняка уничтожило консорциум канала как жизнеспособную организацию. Не знаю, что будет с Транс-Сиддармаркской, но не ожидаю, что это будет хорошо. Теперь, когда Бригс ушел, люди, которые все это время играли с Незбитом, не видят никаких ограничений в своих хищениях и мошенничестве. «Крах» уже создал условия для серьезной депрессии; действия Хиджинса — особенно отмена закона о банковской реформе и центральном банке, что, как мы почти уверены, было блестящей идеей Фирнандиза, хотя Гастав Фейфир не отставал — только что гарантировали такую депрессию. И он, вероятно, убедится, что это продлится долго. Во время чего он продолжит вливать средства казначейства в эти программы помощи Миллира, которые поддержат всех людей, которые были выброшены с работы — по крайней мере, на уровне прожиточного минимума — и он получит всю похвалу за «заботу о них», пока мы становимся виноватыми в том, что они вообще остались без работы.
— Последствия в Пограничных штатах также будут довольно серьезными в течение следующего — о, года или около того — из-за падения производства в Сиддармарке и сжатия рынков Сиддармарка для их товаров и сырья. Но затем Долар начнет захватывать эту потерянную долю рынка… и нас тоже обвинят в этом. В конце концов, мы уже много лет «поддерживаем» Долар, несмотря на их предательство во время джихада.
Пухлый маленький князь помолчал, затем пожал плечами.
— До тех пор, пока Хиджинс не покинет свой пост — а это означает, что по крайней мере пять лет — официальная позиция республики будет заключаться в том, что мы несем ответственность за подавляющее большинство ее проблем. И если это будет официальной позицией достаточно долго, это почти наверняка станет убеждением по умолчанию для сиддармаркцев в целом.
