У Сейфхолда не было эквивалента вездесущей электронной коммуникационной сети Земной Федерации, но у него были свои печатные средства массовой информации. Рекламные проспекты местного производства украшали доски объявлений перед каждой крупной церковью, и даже самый маленький провинциальный городок мог похвастаться по крайней мере одной газетой, хотя журналистская традиция Сейфхолда никогда не пыталась отделить мнение от новостей. Журналисты действительно стремились провести различие между фактами и тем, что эти факты могут означать… по крайней мере, обычно, и до тех пор, пока эти факты не противоречили их собственным взглядам. Но страницы их газет всегда настойчиво напоминали Мерлину Этроузу и Нимуэ Гарвей о тысячах сайтов «журналистики общественного мнения», которые заполнили информационную сеть Федерации.
С другой стороны, репортеры, которые писали для крупных газет в таких местах, как Сиддар-Сити (где в настоящее время их насчитывалось не менее шестнадцати), были агрессивны в погоне за новостями. Это стало особенно актуально после джихада, отчасти потому, что типичный житель Сиддармарка стал более политически осведомленным, чем он был, но также — и это более важно — из-за роста индустрии в чарисийском стиле. Все больше людей читали газеты, и гораздо больше людей покупали товары, а это означало гораздо больший доход от рекламы для этих газет, и все эти три соображения были рассчитаны на то, чтобы сделать их издателей счастливыми людьми.
Это также означало, что «желтая журналистика» была жива и здорова в Сиддармарке, хотя, слава Богу, она еще не достигла уровня Старой Земли в двадцать первом и двадцать втором веках!
Однако по пути успешные политики научились управлять средствами массовой информации или, по крайней мере, пытались это делать, и в большом зале было немногим более двухсот репортеров. Они ждали уже почти час, и воздух был тяжелым от табачного дыма над похожим на прибой гулом разговоров. Все они знали, что они должны были услышать, но все их работодатели ожидали, что они найдут какой-нибудь маленький лакомый кусочек, который они могли бы использовать для дополнения информации, которую уже подготовил казначей. Какое-нибудь небольшое личное наблюдение, комментарий или мнение. И если они не могли его найти, они, черт возьми, должны были его изобрести.
Открылась боковая дверь, и гул голосов быстро стих, когда через нее вошел лорд Бринтин Эшфирд с кожаной папкой под мышкой. Канцлер казначейства был хорошо известной фигурой в Сиддар-Сити, и его небольшая сутулость в плечах, то, как его посеребренные рыжие волосы всегда казались на грани выхода из-под контроля, и скованная походка, вызванная артритом в коленях, были любимыми крючками для карикатуристов, чьи гравюры заполнили редакционную страницу столицы, страницы.
Это также объясняло не вызывающее восхищения прозвище, которое ему дали те, кто не одобрял его управление казначейством: «Аист».
Он подошел к низкому возвышению в одном конце помещения, поднялся по трем пологим ступенькам, положил папку на единственный ярко отполированный стол в центре возвышения и сел, не сказав ни слова. Единственной вещью на столе рядом с папкой была еще более ярко поблескивающая серебряная чернильница, и Эшфирд полез во внутренний карман, извлек пару очков в золотой оправе, водрузил их на нос и зацепил за уши, по-прежнему не говоря ни слова. Затем он сложил руки на папке и посмотрел на них, в то время как около дюжины карандашей для рисования начали летать.
— Уверен, что все вы знаете, почему мы здесь, — сказал он наконец. — Позвольте мне начать с краткого заявления. Затем мы сможем приступить к реальным делам сегодняшнего утра, и после этого я отвечу на вопросы. В разумных пределах, конечно.
Его голос, к сожалению, был высоким и немного тонким, и он говорил более чем с намеком на шепелявость. Это была еще одна причина, по которой его недоброжелатели называли его Аистом, учитывая резкий, неприятный брачный зов схожего вида виверн. Это была также еще одна причина, по которой он всегда был счастливее в бухгалтерии, чем в политике. Однако сегодня его слова отчетливо прозвучали во внезапной напряженной тишине, и он улыбнулся.
— Я очень рад объявить, что в ближайший понедельник казначейство официально начнет выпуск облигаций, санкционированный палатой делегатов для финансирования республиканской части канала Силкия. Этот проект откладывался слишком долго, и эта задержка была прискорбной не только потому, что она помешала нам выполнить наши обязательства перед нашими партнерами по договору, но и из-за потенциала роста нашей собственной экономики, который был так печально отложен. Узнаю многие из ваших лиц, — он коротко улыбнулся, — поэтому знаю, что вы осведомлены о многих трудностях, которые задержали этот вопрос. Я рад сообщить вам, что эти трудности позади, что экономика республики сильнее, чем когда-либо, и что Транс-Сиддармаркская железная дорога дает нам яркий пример того, чем является Канал и чем он может стать для всех нас.
— Ставки доходности и сроки погашения облигаций указаны в раздаточном материале, который мой офис предоставит вам до того, как вы покинете пристройку. Однако я хотел бы отметить, что лорд-протектор поручил мне сделать участие в этом проекте — и в его прибылях — как можно более доступным для наших граждан в целом. Чтобы, так сказать, дать им долю в Канале.
Некоторые репортеры заерзали на своих стульях, потому что они знали, о чем он на самом деле говорил. Это было правдой, что Транс-Сиддармаркская мчалась вперед в бешеном темпе. Это правда, что сектор тяжелой промышленности республики расширялся в соответствии с ненасытным спросом на рельсы и подвижной состав. Но также верно и то, что те, кто остался позади или чувствовал себя обездоленным, стали еще более озлобленными в этом процессе. Они рассматривали Транс-Сиддармаркскую не как предвестник новой, более сильной экономики и более высокого уровня жизни, а как живую метафору того, как их ранее квалифицированные профессии были вытеснены и стали неактуальными, как исчезли рабочие места, от которых зависели они и их семьи. Гильдии, в особенности, стали еще более шумными, поскольку их богатство — и богатство их членов — уменьшалось, а усилия казначейства и центрального банка обуздать безудержные, недисциплинированные финансовые рынки вызвали их собственное сильное недовольство.
Эшфирд дал им несколько мгновений, чтобы это пронеслось у них в голове, пока он открывал свою кожаную папку и просматривал ее в поисках заметок, которые, как был уверен каждый репортер, ему на самом деле не нужны. Затем он снова поднял глаза.
— Будет несколько классов облигаций, — продолжил канцлер. — Они будут выпущены со сроком погашения десять лет, пятнадцать лет, двадцать лет и тридцать лет, но также будет специальный класс со сроком погашения всего шесть лет. Этот класс будет получать существенно более низкую процентную ставку, но отдельные облигации будут стоить всего пятьдесят марок, в отличие от диапазона значений от двухсот, четырехсот и восьмисот марок, которые будут предлагаться во всех других классах. Кроме того, на дату погашения держатель специальных облигаций будет иметь возможность конвертировать свои облигации в акции корпорации Канала Силкия вместо получения выплаты наличными. Цена акций для тех, кто конвертирует стоимость своих облигаций со сроком погашения, составит восемьдесят процентов от текущей на тот момент общей цены.
