— Милорд, — продолжил викарий, — я могу видеть смесь, в которой нижняя палата любого будущего постоянного парламента состояла из представителей простолюдинов, отвечающих имущественным требованиям, таким как владение землей или доход, а также всего рядового и сержантского состава воинства. Другими словами, все ваши люди и гражданские лица, не являющиеся дворянами, которые соответствуют этим требованиям, разделят право голоса и будут иметь право на места в нижней палате. По той же причине вашим офицерам может быть присвоен дворянский статус и на этом основании назначены места.
— Или их места тоже могут быть выборными, дядя. Мы могли бы ограничить право на них теми, кто имеет дворянские патенты или служил офицерами в воинстве, в прошлом или будущем, но они все равно могут быть обязаны избираться на выборах всеми избирателями, имеющими право голоса, — сказал Уинд-Сонг, и Рейнбоу-Уотерс выгнул бровь, на него.
— Должен ли я предположить, что ты читал еще и эту чарисийскую чушь о правах человека, племянник? — спросил он, но его тон был легким, ласково поддразнивающим, и Уинд-Сонг пожал плечами.
— У людей есть права, дядя. Вы один из тех, кто научил меня этому. Я только говорю, что если членство в воинстве и дворянский патент, каким бы большим или незначительным он ни был, дают человеку право на место в этой «верхней палате», и если они тоже должны баллотироваться на выборах, тогда мы даем каждому человеку в Восточном Харчонге потенциальное место за столом. Шанс высказать свое мнение в залах власти.
Барон покачал головой, его глаза помрачнели.
— Вы видели, как наши люди отреагировали на землю, которую им дал великий викарий Робейр. Люди в воинстве прямо сейчас покинули эту землю только из-за своего доверия к вам, и если бы они не покинули ее, они бы защищали ее до смерти от любого, кто попытался бы отнять ее у них. Неужели вы действительно думаете, что после всего, что произошло после джихада, после восстания и проклятий Чжью-Чжво и Бинджи, которые прогремели из Ю-кво, что если бы мы дали тот же стимул, ту же надежду, то же чувство, что они люди, а не просто «крепостные» и крестьяне — не просто собственность — каждому гражданскому лицу, обратившемуся к нам за защитой, разве они тоже не будут бороться за ее сохранение?
В офисе было очень тихо, так тихо, что звуки уличного движения отчетливо доносились через окно, а бой часов звучал как гром.
ФЕВРАЛЬ, Год Божий 909
I
Дворец протектора, город Сиддар, республика Сиддармарк
— Положите левую руку на Предписание.
Архиепископу Данилду Фардиму было почти семьдесят два года, но его голос отчетливо разносился в послеполуденном воздухе. Он стоял на балконе дворца протектора, глядя на площадь, где так много тысяч людей погибло при нападении «Меча Шулера» на правительство республики. Сегодня эта площадь была заполнена не бунтовщиками, а зрителями, со стратегически расположенными, специально обученными священниками, готовыми передать все, что было сказано на балконе. Однако сегодня перед ними стояла довольно сложная задача, потому что многие в этой огромной толпе были… беспокойными. Климинт Миллир был переизбран лордом-протектором лишь с небольшим отрывом, и не все в этой толпе проголосовали за него.
Миллир посмотрел на площадь, затем положил левую руку на красиво тисненую копию Писания и поднял правую. Высоко над головой парила виверна, оседлав потоки воздуха, восходящие с мощеных городских площадей, и легчайший ветерок шевелил волосы Миллира.
— Клянешься ли ты, Климинт Миллир, торжественно перед Богом и архангелами добросовестно выполнять обязанности и нести ответственность должности, на которую ты был избран? — спросил Фардим.
Миллир подождал мгновение, достаточно долго, чтобы люди в толпе повторили его слова.
— Да.
— Ты проследишь, чтобы Конституция соблюдалась полностью и справедливо?
— Я так и сделаю.
— Ты будешь поддерживать армию и обеспечивать безопасность республики и ее граждан от всех врагов, внутренних и внешних?
— Я так и сделаю.
— Ты будешь отчитываться о состоянии и положении республики — полностью, свободно и точно — перед палатой делегатов не реже одного раза в год?
— Я так и сделаю.
— И клянешься ли ты на Писании и своей собственной душе, что будешь чтить, соблюдать, выполнять и выполнять все обещания, которые ты только что дал?
— Я действительно клянусь, — спокойно сказал Миллир, глядя в глаза архиепископу.
Они постояли мгновение, а затем Фардим отступил на шаг с переплетенным Писанием и поклонился.
С площади донесся оглушительный рев, напугавший виверн и птиц, устроившихся на крышах и шпилях соборов. Это было традиционное приветствие новому лорду-протектору, но каким бы громким оно ни было, оно было слабее, чем следовало бы, и тут и там в толпе расцвели транспаранты с лозунгами, которые были менее чем благожелательны к приветствуемому человеку.
* * *
— Ну, слава Богу, это закончилось! — сказал лорд-протектор Климинт час спустя, входя в хорошо оборудованные гостевые покои на той стороне дворца протектора, которая выходила на площадь. Он передал государственный меч помощнику и поморщился, снимая тяжелую, старомодную, богато расшитую тунику, которую ему пришлось носить в августовскую жару.
— О, я не знаю, — ответил Кайлеб Армак, отворачиваясь от окна с неестественной улыбкой. — После прохождения церемонии коронации это не казалось таким уж трудным.
— Пожалуйста, Кэйлеб! — сказал Дариус Паркейр с дрожью, которая не была полностью притворной. — Не называй это «коронацией»! Это последнее, что нам нужно довести до оппозиции.
— Ну, так оно и было, — улыбка Кэйлеба стала шире. — Для весьма ограниченного правления, конечно, со всеми этими прискорбными республиканскими традициями, которые у вас есть. — Он покачал головой. — Никуда не годится для такого старомодного деспота, как я!
Миллир фыркнул и подошел к стойке у задней стены зала. Он открыл крышку изолированного, обшитого деревянными панелями сундука и достал одну из бутылок пива, которые стояли на глыбе льда из ледника дворца, открыл ее и подошел, чтобы встать рядом с Кэйлебом.
— Вряд ли все эти харчонгцы думают о вас именно так — любой из них, — сказал он. — Те, кому вы нравитесь, похоже, думают, что вы еще больший республиканец, чем мы, а те, кому вы не нравитесь, думают, что вы с Шарлиэн оба коварные манипуляторы, играющие доверчивыми дураками, которые доверяют вам, как скрипки.
— Мы всегда были печально прозрачны. — Кэйлеб покачал головой, и Миллир снова фыркнул. Затем он сделал большой глоток пива.
— Вы слышали там крики, не так ли? — спросил он более резко.
— Несколько, — признал Кэйлеб менее озорным тоном.
— Поверьте мне, их было бы больше, если бы гильдии могли должным образом организоваться. — Миллир покачал головой, глядя в окно на площадь, которая продолжала пустеть. — Буду честен — если бы я не знал, что в случае выигрыша Фланейри уничтожил бы центральный банк за минуту, я бы никогда больше не баллотировался. Знаю, что я в долгу перед Грейгором и Хенреем — и, конечно, перед остальной республикой, ценит она это или нет, — но следующие пять лет это будет непростая поездка.
