На данный момент Пять островов фактически были столицей Восточного Харчонга, хотя Рейнбоу-Уотерс был осторожен — до сих пор — чтобы избежать официального неповиновения Чжью-Чжво и правительству в Ю-кво. Все понимали, насколько маловероятно, что это может продолжаться долго, учитывая непримиримость, с которой Чжью-Чжво решил заявить о своей собственной позиции по отношению к «вторжению» Рейнбоу-Уотерса в его империю. Очевидно, император предпочел бы, чтобы целые провинции были сожжены дотла, чем чтобы его подданных спас кто-то столь же нелояльный, как Рейнбоу-Уотерс!
Возможно, ты оказываешь этому человеку медвежью услугу, Жироми, — напомнил он себе. — Однако, если это и было так, то это была очень незначительная медвежья услуга, поскольку перед тем, как отправиться в путь, он получил совершенно ясные инструкции викария Хааралда.
Но для этого будет достаточно времени, — подумал он, сияя от неподдельного удовольствия, когда барон Уинд-Сонг подошел к нему сквозь рев труб. Он протянул руку, и барон наклонился, поцеловав его кольцо, затем выпрямился.
— Мне приятно — мне и моим людям — приветствовать вас на станции Пяти островов, ваша светлость, — сказал он и улыбнулся, махнув рукой эскорту, стоящему по стойке смирно. Их униформа была безупречна, их оружие в идеальном состоянии блестело на ярком послеполуденном солнце, и у каждого из них был солидный вид ветеранов, которыми они и были. — Самая дальняя западная станция на линии Зион… на данный момент. — Улыбка Уинд-Сонга стала шире. — Пока мы разговариваем, повелитель конницы Рангвин изучает маршрут на Чизэн.
— Почему я не удивлен? — ответил Остин, восхищенно качая головой. — Я впечатлен, милорд. Очень впечатлен.
— Это было бы невозможно без Матери-Церкви, — сказал Уинд-Сонг гораздо более мрачно. — Поверьте мне, каждый человек в воинстве понимает, сколь многим мы обязаны великому викарию и викариату.
Его последняя фраза говорила больше, чем просто слова, которые в ней содержались, и Остин кивнул.
— Понимаю, милорд.
— Я рад. — Барон вздохнул, затем выпрямился и указал на ожидающие экипажи, запряженные лошадьми. — Мой дядя жаждет вас видеть, ваша светлость. Мне пришлось поспорить с ним, чтобы убедить его подождать нас во дворце.
— Он нездоров? — глаза Остина потемнели от беспокойства.
— Он не болен, ваша светлость, — быстро сказал Уинд-Сонг. — но… он тоже не так молод, как раньше. В апреле ему исполнился семьдесят один год, и мы беспокоимся о нем — каждый мужчина в воинстве. Он такой человек.
— Я понимаю, милорд, — тихо повторил Остин совсем другим тоном. Он подписал скипетр Лэнгхорна, затем мягко положил руку на плечо Уинд-Сонга. — В таком случае, давайте не заставлять его гадать, что сталось со мной!
* * *
Тейчо Дейяну было всего шестьдесят лет, когда он принял командование могущественным воинством Бога и архангелов. Это было довольно молодо для человека его ранга в имперской харчонгской армии, и он был физически крепким человеком — красивым мужчиной с гладкими густыми волосами, даже более темными, чем обычно для харчонгца, и мощными руками и запястьями фехтовальщика. Но теперь, двенадцать лет спустя, его волосы полностью поседели, а его некогда крепкое телосложение становилось все более хрупким.
Дело не только в годах, — подумал Остин, когда Мэнгжи Чжэн, мажордом графа Рейнбоу-Уотерса, проводил его и барона Уинд-Сонга в рабочий кабинет графа. Граф тратил свои силы, как огонь, высматривая «своих» людей, когда их император и их Церковь оттолкнули их в сторону.
Это было заметно.
Чжэн, с другой стороны, излучал некую неуничтожимость. Не так много лет назад он был старшим сержантом полка Чжэном, и большинство сотрудников Рейнбоу-Уотерса все еще называли его старший сержант. Он также выглядел как старший сержант, хотя был на удивление грамотен для крестьянина, когда его привлекли в могущественное воинство. Его приходской священник, у которого были ярко выраженные реформистские наклонности для харчонгского священнослужителя, давал ему дополнительные уроки, и он продемонстрировал очевидные способности к математике, которые стали доступны благодаря новым «арабским цифрам».
Он также был яростно предан Рейнбоу-Уотерсу, и его отношение было явно более покровительственным, чем в последний раз, когда Остин навещал графа в землях Храма, перед восстанием. Это был зловещий знак, — подумал викарий, — когда Рейнбоу-Уотерс положил руку на свой стол и ненавязчиво использовал ее, чтобы подняться на ноги.
— Ваша светлость, — сказал он.
В его голосе звучали искреннее радушие и теплота, и он, по крайней мере, был таким же сильным, как и всегда. Остин быстро подошел к столу, пытаясь скрыть свое беспокойство, и протянул руку. Дрожь в пальцах графа, когда он взял руку, прежде чем поцеловать кольцо, была почти — почти — скорее воображаемой, чем реальной.
— Милорд, — сказал он, коротко, но тепло пожимая предплечья после церемониального поцелуя. — Рад вас видеть.
— И я рад видеть вас, ваша светлость. — Рейнбоу-Уотерс наклонил голову, затем грациозно махнул рукой в сторону удобного кресла рядом с углом своего стола. — Пожалуйста, садитесь.
Остин сел гораздо быстрее, чем мог бы при других обстоятельствах, потому что знал, что Рейнбоу-Уотерс останется стоять, пока он этого не сделает. Он отказался ставить графа в неловкое положение, призывая его встать на ноги, но это не означало, что он не мог ускорить процесс.
— Благодарю вас, милорд.
Он устроился в кресле, и Чжэн предложил виски с такой спокойной деловитостью, как будто всю свою жизнь служил одной из знатных семей Харчонга, а не работал на участке каменистых сельскохозяйственных угодий на юге провинции Томас. Остин с благодарностью принял стакан. У Рейнбоу-Уотерса всегда был отличный погреб, даже в изгнании, и купажированный виски падал вниз, как густой, гладкий, едкий мед.
Рейнбоу-Уотерс сделал маленький глоток из своего стакана, затем откинулся на спинку стула, и Остин огляделся по сторонам.
Граф занял дворец архиепископа Мэддокса, расположенный через центральную площадь города от собора. В настоящее время прелат находился в Ю-кво с архиепископом Кэнгся, который стал предстоятелем отколовшейся церкви, что бы он ни говорил в своей официальной переписке с Храмом. Поскольку он больше не нуждался в доме в своем архиепископстве, а граф действительно нуждался в административном центре для территории, находящейся под его защитой, Рейнбоу-Уотерс воспользовался резиденцией архиепископа. Она была достаточно велика, чтобы вместить всю его администрацию и ее персонал, и, как и многие архиепископские или епископские дворцы в Харчонге, она была построена с прицелом на безопасность и оборону.
У графа был официальный кабинет этажом выше великолепного фойе, но это было в основном для галочки. Он предпочитал что-то меньшее и более неформальное для своих рабочих дней, поэтому он переоборудовал то, что первоначально было небольшой боковой часовней рядом с библиотекой архиепископа. Дворец сохранил большую часть своей первоначальной роскошной обстановки, что немного удивило Остина. Он ожидал, что мстительные крестьяне разграбят его в знак неповиновения Церкви, которая так долго поддерживала своих угнетателей. Лэнгхорн знал, что это случилось со многими другими церквями и монастырями, в том числе женскими.
