— Да, — вдовствующая княгиня эмерэлдская была не выше своего мужа; ей пришлось встать на цыпочки, чтобы поцеловать Мерлина в щеку. — Да, я знаю.
Она повернулась, чтобы посмотреть на залитые лунным светом воды, а Мерлин стоял рядом с ней, упиваясь тихим городским шумом Эрейстора и терпеливым, непрекращающимся голосом бриза, дующего с моря. Он точно понимал, почему Нарман всегда любил именно эту смотровую площадку, а сочетание расположения и дизайна давало любому, кто стоял на ней, оазис почти идеального уединения.
Немаловажное соображение, когда все знают, что сейджин Мерлин находится за тысячи миль отсюда, в Сиддар-Сити, — размышлял он.
— Это все еще немного странно, — задумчиво произнесла Оливия. — Я имею в виду, вернуть его. Бывают моменты, когда вся моя вера в эту новомодную «технологию» возвращается к вере в старомодную магию вокруг тебя, Мерлин. О, — она махнула рукой, как будто отмахиваясь от чего-то, что могла видеть только она, — теперь я понимаю разницу между ними. Не так, как ты, потому что ты вырос с этим, но достаточно хорошо, чтобы я редко ловила себя на том, что хожу и жду, когда Ракураи с шипением появится в окне! Но это даже отдаленно не то же самое, что принимать это как должное и иметь возможность разговаривать с ним, «видеть» его по комлинку, даже если я в действительности знаю, что это всего лишь Сова, генерирующий изображение для меня… это волшебство.
— Я надеюсь, что это добрая магия.
— Это чудесная магия, — сказала она, глядя на него снизу вверх. — Иметь возможность поговорить с ним после того, как я потеряла его навсегда? Я не могу придумать большего подарка, который ты мог бы нам преподнести, Мерлин.
— Но разговаривать с ним — это не совсем одно и то же, не так ли? — мягко спросил он. Она склонила голову набок, и он пожал плечами. — Как ты говоришь, я вырос на технологиях и компьютерных изображениях. Я принимаю — или, во всяком случае, принимала Нимуэ Албан — такого рода общение как должное. Но электронные встречи, разговоры по интернету никогда не были совсем такими же, как сидение в одной комнате, разговор за одним столом. Или то же самое, что иметь возможность протянуть руку и прикоснуться к человеку, с которым ты разговариваешь.
— Конечно, это не так, — согласилась Оливия. — Это просто больше, чем когда-либо давалось кому-либо еще в мире. — Она похлопала по почерневшему нагруднику имперского стражника, и ее глаза потеплели в свете лампы, льющемся через стеклянные двери на балкон. — Достаточно ли я человек, чтобы хотеть еще большего? Желать, чтобы я могла снова прикоснуться к нему? Конечно, это так! Но это не мешает мне распознать великолепный дар, когда я его вижу.
— Я рад, что ты так думаешь. — Он положил одну большую, жилистую руку поверх гораздо меньшей на своей кирасе. — Слишком много вещей, которые я должен был сделать или мог сделать здесь, на Сейфхолде, имели двойственные последствия, Оливия. Я рад, что это не одна из них.
Она снова улыбнулась ему, и он полез в холщовую сумку через плечо с эмблемой имперского курьера, которая была с ним, когда тяговый луч разведывательного скиммера беззвучно высадил его на балконе. Пакет, который он вытащил, был завернут в яркую цветную бумагу, и Оливия рассмеялась. Эта бумага была красно-золотой эмерэлдской, с серебряной летящей виверной Дома Бейц на темно-синем щите. Виверна была окантована красным, что делало ее личным гербом вдовствующей княгини, но повторяющийся рисунок был перевернут так, что изображения виверн сталкивались друг с другом, зеркально отражая друг друга в бесконечной процессии, а крылья виверн мерно взмахивали всякий раз, когда посылка перемещалась. Ни одна типография на Сейфхолде не смогла бы изготовить такую бумагу, и она покачала головой с широкой улыбкой.
— Тебе придется взять бумагу с собой, когда будешь уходить, но герб — это приятный штрих. — Она провела кончиком пальца по летающим вивернам, и выражение ее лица смягчилось. — Я бы хотела, чтобы Нарман Гарейт тоже знал, что его отец все еще жив. И Мария. Они скучают по нему.
— И он скучает по ним. Но однажды, после того, как мы надерем Церкви задницу…
— Как ты говоришь — однажды, — согласилась Оливия.
Она взвесила пакет и приподняла одну бровь, осознав, насколько он легкий. И какой мягкий.
— Он заставил меня пообещать не говорить тебе, что в нем, — сказал ей Мерлин. — Но скажу тебе, что это то, что он заставил Сову приготовить специально для тебя. И, чтобы сделать это, Сове пришлось провести немало исследований.
— Действительно? — Глаза Оливии сверкнули, и она положила пакет на один из каменных столов балкона, чтобы открыть. — Нарман всегда любил придумывать подарки, о которых никто не догадывался. Думаю, что это в нем от маленького мальчика. Помню, как однажды он провел пятидневную встречу с Халом Шандиром. Я думала, что они, должно быть, работают над каким-то глубоким, темным международным заговором. Затем, в мой день рождения, я узнала, что он поручил агентам Хала опросить хозяина конюшни моих родителей, чтобы выяснить, какая лошадь была моей любимой в детстве, а затем отправил заказ на ту же племенную ферму — это было тринадцать или четырнадцать лет спустя, вы понимаете — чтобы получить…
Она остановилась на полуслове, когда пакет открылся. В нем было два предмета, и ее пальцы двигались очень нежно, когда она взяла первый и наклонила его, чтобы поймать свет лампы через стеклянную дверь.
Золотое сияние сверкало на ее ладони. Медальон был диаметром в дюйм, золотые звенья цепочки, которая предназначалась для его удержания на шее, были украшены маленькими, идеально ограненными рубинами, а на лицевой стороне кулона были выгравированы ее и Нармана переплетенные инициалы.
— Это прекрасно, — прошептала она полушепотом.
— Открой его, — сказал Мерлин. Она подняла на него глаза, затем повиновалась его приглашению, и ее губы задрожали, когда она увидела, что изнутри на нее смотрит Нарман. Это был гораздо более молодой Нарман, стоявший под руку с гораздо более молодой Оливией.
— Как?..
— Он заставил Сову сделать это по государственным портретам, для которых вы двое позировали в первую годовщину вашей коронации, — ответил Мерлин. — Он сказал, что, по его мнению, они правильно подобрали цвета.
— О, они сделали… они сделали! — Оливия покачала головой. — Однако это намного лучше, чем портреты. Они такие чопорные и официальные! В то время мы должны были заказать как раз такие.
— Тогда я рад, что Сове удалось исправить оплошность. И если кто-нибудь спросит, откуда это взялось, просто скажи им, что он сделал это для тебя и оставил мне в качестве сюрприза. — Мерлин улыбнулся. — Это даже будет правдой.
— Спасибо, — тихо сказала она. Она смотрела на портрет еще несколько секунд, затем закрыла медальон, надела цепочку через голову и повернулась к второму предмету в посылке.
Ее брови поднялись, когда она подняла тонкую ткань и поднесла ее к свету. Она казалась нематериальной, как воздух, и в то же время была совершенно непрозрачной. Или, во всяком случае, так казалось. Ни малейшего проблеска света лампы не просачивалось сквозь нее, и все же было странно трудно определить, где заканчиваются ее края. Действительно, она едва могла ее разглядеть — даже ее цвет казался странно неуловимым и трудно определимым, — но это явно была какая-то одежда, хотя она никогда не видела ничего подобного.
