Разрушение, причиненное семафорной цепочке, объясняло большую часть задержки с получением депеши. Если бы станции были исправны на всем пути от Тесмара до Хармича, Рихтир мог бы передать его чуть более чем за час. Необходимость в ретрансляции курьерами для устранения пробелов растянула этот час более чем на пять дней. При этом ему повезло, что оно вообще дошло до него.
Он глубоко вздохнул и потянулся за колокольчиком. Его неуместно веселое позвякивание едва прекратилось, когда появился его клерк.
— Да, ваша светлость?
— Сообщите моему племяннику, что мне нужно немедленно его увидеть. Затем отправьте сообщения отцу Тимити, графу Хэнки, графу Хеннету, барону Клаймхейвену и сэру Борису Кастниру. Я требую их присутствия как можно скорее. И пошлите курьера к генералу Алверезу. Попросите его присоединиться к нам при первой же возможности.
Глаза клерка расширились, но он знал, что лучше не тянуть время и не задавать вопросов, когда Харлесс говорит таким тоном.
— Конечно, ваша светлость, — сказал он вместо этого и снова исчез.
* * *
Сэр Рейнос Алверез сумел удержать язык за зубами, когда его лошадь рысью пронеслась мимо хорошо подрессоренных, забрызганных грязью карет, выстроившихся по обе стороны большой дороги. «Харлесс» была самой большой и роскошной, но Хеннет и Хэнки не отставали, когда дело доходило до того, чтобы побаловать свои толстые задницы. Он был склонен быть более великодушным, когда дело касалось барона Клаймхейвена и сэра Бориса Кастнира; в такую погоду искалеченная нога артиллериста, должно быть, болела сильнее, чем когда-либо, а здоровье сэра Бориса, никогда не отличавшееся крепостью, пошатнулось. Более того, они оба согласились ехать в одной карете, когда Харлесс приказал армии Шайло подготовиться к форсированному маршу, чтобы освободить форт Тейрис. Очевидно, что ни один из старших деснаирских офицеров этой армии не смог повторить эту жертву.
Справедливости ради, армия преодолела более трехсот семидесяти миль за одиннадцать дней, из них сто тридцать через сердце леса Киплингир, что было бы очень похвальным темпом продвижения для большинства армий прошлых дней. К сожалению, они были не в «минувших днях». Что еще хуже, деснаирский компонент армии Шайло был в серьезно истощенном состоянии. Его собственные войска действовали намного лучше, отчасти потому, что им было относительно легко соответствовать темпу деснаирцев, но больше потому, что они были должным образом снабжены с самого начала. Какой бы медленной ни казалась скорость армии Алверезу и его офицерам, она все еще была слишком быстрой для фуражиров, чтобы собрать необходимые деснаирцам припасы, и четыре дня, которые они провели, пересекая Киплингир, были кошмаром, даже без травы для выпаса. Скудный паек, дождь, грязь, холод и плохое укрытие оказали свое неизбежное пагубное воздействие, и Харлесс потерял где-то около двадцати процентов от общей численности своего отряда из-за болезней, истощения или прямого дезертирства. Алверез был вынужден оставить с целителями больше своих людей, чем ему хотелось бы, но его дезертирство было незначительным, а общие потери по всем причинам составили немногим более пяти процентов.
По крайней мере, они выбрались из проклятого леса, и оставалось надеяться, что его инструкции Рихтиру и барону Тимплару хотя бы частично улучшат ситуацию со снабжением в ближайшие несколько пятидневок. Тем временем они находились всего в сорока милях к западу от канала Бранат, менее чем в ста пятидесяти от форта Тейрис. Даже Харлесс мог добраться до расположения Уолкира всего за пятидневку или около того!
Во всяком случае, с тем, что осталось от его армии.
Он спешился у огромного, служившего штаб-квартирой Харлесса, павильона, с которого капала вода. Одна из причин, по которой карета герцога была такой огромной, заключалась в том, что она позволяла ему использовать ее в качестве передвижного офиса — и сухих, достаточно удобных помещений, — когда оказывалось невозможным вовремя построить свой павильон, но последнее случалось не очень часто. Павильон каждый день отправлялся вперед с кавалерийским эскортом, и армии Шайло всегда удавалось найти людей, чтобы привести его в порядок и подготовить к его прибытию.
Когда-то давным-давно Алверез не счел бы это особенно неприятным. Ему не нравилось признавать это, но правда была правдой, что бы ему ни нравилось. И, по крайней мере, он научился лучше… и, черт возьми, намного быстрее, чем Харлесс или его старшие подчиненные, казалось, были способны понять реальность.
— Готов, Линкин? — спросил он, когда капитан Латтимир спешился рядом с ним.
— Конечно, сэр.
Алверез посмотрел на полковника Макинтира и генерала Радгирза, приподняв одну бровь, и оба они кивнули. Никто из них не знал, что привело к этому вызову, но, судя по тону сообщения Харлесса, это были не очень хорошие новости. В сложившихся обстоятельствах Алверез хотел, чтобы его командир артиллерии и квартирмейстер были наготове.
— Отец Суливин? — Он повернулся к Суливину Фирмину, и шулерит вздохнул.
Пыл верховного священника к сотрудничеству с армией справедливости в целом — и с отцом Тимити Йердином в частности — остыл. Он оставался сильнее, чем у светских офицеров Алвереза, но Фирмин не был дураком. Он продолжал защищать решимость и целеустремленность деснаирцев, но все же он пришел к пониманию того, почему Алверез сомневался в их способностях.
— Я готов, сын мой, — сказал он сейчас, и Алверез кивнул.
— В таком случае, после вас, отец.
Он жестом приказал интенданту идти впереди него, и он и его подчиненные последовали за Фирмином по скользкой грязи, где сапоги и копыта втоптали любую траву в грязь. Перед павильоном был постелен коврик, и Алверез напомнил себе не стискивать зубы, когда понял резкий намек и почистил сапоги, прежде чем ступить на богатые ковры, которыми был устлан пол палатки герцога.
Сэр Грейм Кир приветствовал их ледяным поклоном. Какая бы крохотная частичка любви ни существовала между бароном Фирнахом и сэром Рейносом Алверезом, она не была выставлена напоказ.
— Если вы последуете за мной, отец, — сказал молодой деснаирец, демонстративно игнорируя светских спутников верховного священника.
Глаза Фирмина вспыхнули, но Алверез едва заметно покачал головой, и выговор интенданта остался невысказанным. Не то чтобы Алверез возражал бы против того, чтобы наблюдать, как отец Суливин превращает маленького сопляка в съеживающиеся, кровоточащие обломки. Шулерит великолепно владел бранью, но он также мог содрать шкуру с негодяя, даже не прибегая к ненормативной лексике, и при других обстоятельствах Алверез заплатил бы хорошие деньги, чтобы посмотреть на уничтожение Фирнаха. К сожалению, он нанес слишком большой ущерб своим собственным отношениям с помощником Харлесса. Он не сожалел об этом, потому что это нужно было сделать, но создание чувства вражды еще и между отцом Суливином и маленьким ублюдком могло только еще больше осложнить и без того шаткие отношения с командованием.
Поэтому вместо того, чтобы выпотрошить барона, Фирмин просто кивнул, и группа доларцев последовала за ним в ту часть павильона, которая была отведена под зал совещаний Харлесса. Без сомнения, здесь было значительно теплее, потому что эта часть располагалась в центре огромной палатки, используя воздушные пространства вокруг нее для изоляции. Железная печь — чарисийская железная печь, отметил Алверез, — также помогла объяснить это, и он заметил рядом с ней кучу угольных ведер. Остальная часть армии, возможно, испытывала нехватку топлива, но ее командующий, по-видимому, был полностью обеспечен.
