Реформистское духовенство архиепископа Улиса и Мейкела Стейнейра, посланного в Зебедию для поддержки Церкви Чариса, было даже более эффективным ударным отрядом, чем армия Чермина. Церковь Ожидания Господнего в Зебедии совершила ошибку, предположив, что Зебедия была еще одним Харчонгом или, возможно, Деснаиром, и твердо присоединилась к аристократии. Поскольку Гектор из Корисанды стал противовесом храмовой четверки Хааралду Армаку, Мать-Церковь также открыто поддержала корисандское завоевание, что представляло собой не менее серьезную ошибку. Дело было не в том, что многострадальные крепостные и простолюдины Зебедии восстали против Церкви, а в том, что они восстали против политики Церкви… и духовенства, посланного для ее обеспечения. Приходские священники, которые вступались за своих прихожан, настоятели, которые делали все возможное, чтобы смягчить бесчинства знати и, слишком часто, своих духовных начальников, монахини-паскуалаты, служившие в больницах, сестры милосердия бедаристов, которые помогали ширящимся беднякам в домах Зебедии, ее городах и поселках, стали еще более любимыми, но в народном сознании они также были отделены от могущественной и всесильной Матери-Церкви.
И, как и в любой другой сфере, где предоставлялась такая возможность, это духовенство — эти священники, эти настоятели, эти монахини — откликнулись на реформистское послание. Действительно, они страстно откликнулись и привели зебедийцев, которые видели в них истинное лицо Матери-Церкви, в объятия Церкви Чариса.
Так что, да, не должно быть ничего удивительного в том, что зебедийцы — особенно освобожденные крепостные — записывались сотнями и тысячами. И Шарлиан была права насчет их лояльности.
— Если Рок-Коуст и его приспешники будут настолько глупы, чтобы рассматривать отсутствие армии как возможность, это… плохо кончится для них, — сказала сейчас Шарлиан. Ее тонкая, холодная улыбка немного странно сочеталась с ребенком, дремлющим у нее на руках, — подумал Мерлин, — и все же это казалось совершенно уместным. — На самом деле, часть меня почти хочет, чтобы они что-нибудь попробовали. Если они готовы дать мне возможность провести небольшую операцию, в которой они заинтересованы, я вполне готова сделать разрез.
— В теоретическом смысле я с тобой согласен, — сказал Кэйлеб. — Не могу даже утверждать, что я сам иногда не проводил такую же операцию. Но я бы просто предпочел не видеть тебя и Элану посреди такого беспорядка. И какими бы выгодным это ни было в долгосрочной перспективе, краткосрочные последствия для любого из наших людей — ваших людей, — которые оказались втянутыми в это, могут быть ужасными.
— Знаю. Я знаю! — Шарлиан поморщилась. — Вот почему я не собираюсь из кожи вон лезть, чтобы заставить их сделать именно это. Но если такая возможность все-таки представится, это будет последний раз, когда кто-то из них окажется настолько глуп, чтобы попробовать это сделать. Удивительно, как отсоединение мозга предателя от его кровеносной системы предотвращает рецидив.
— Я могу жить с этим, — ответил Кэйлеб. — Просто… будь осторожна. В мире и так достаточно всего происходит не так, что я бы предпочел не беспокоиться о тебе и Элане — и о твоей матери, и о Грин-Маунтине — пока торчу в этом чертовом посольстве!
— Кэйлеб, ты должен быть там, любимый. — Голос Шарлиан звучал гораздо мягче.
— Не уверен, — кисло возразил он. — Я сижу здесь, в то время как Кинт, Истшер, Хоуэрд Брейгарт и один Бог знает, кто еще делают что-то стоящее в поле. Я тоже должен быть там, черт возьми!
— Я понимаю твои чувства и знаю, что это расстраивает, но…
— Это не просто «расстраивает», — перебил Кэйлеб. — Это неправильно. Я не имею права посылать других людей на смерть, пока сижу на заднице!
За его безмятежным, задумчивым выражением лица Мерлин скорчил гримасу отчаяния. Он знал, что «бездействие» Кэйлеба гложет его, но скорость, с которой разговор перешел на эту тему, была, мягко говоря, необычной. Честно говоря, Мерлин был согласен с Шарлиан… но сочувствовал Кэйлебу. Несмотря на всю впечатляющую зрелость, которую проявили Кэйлеб и Шарлиан, император был очень молодым человеком. Слишком молодым, чтобы отрастить мозоли, которые признавали, что голова, носящая корону, не является расходным материалом, особенно когда империя была настолько новой, что ее окончательная стабильность все еще зависела от ее харизматичных правителей.
Хотя это не так, как если бы он был Александром Македонским, — подумал Мерлин. — Он тоже это знает, и в этом часть проблемы. Он сложен лучше, он и Шарли, и он знает, что, если с ним что-нибудь случится, она все равно будет здесь, чтобы продолжить дело, как и Мейкел, и остальные участники внутреннего круга. Империя не распадется на враждующие группировки. Но даже если это правда, он и Шарли являются лицом оппозиции храмовой четверке, даже больше, чем Мейкел, и он достаточно умен, чтобы тоже это знать. Вот почему Клинтан и его ракураи так старались убить их обоих. Причина, по которой он все еще пытается. Потеря любого из них была бы катастрофическим ударом. Он знает это, но не чувствует. И даже если бы это было неправдой, он знает, что он хорош, что вести людей в бой — это то, для чего у него есть природный дар… который не используется.
— Это не «неправильно», Кэйлеб, — тихо сказал он. — Это просто больно.
Кэйлеб начал отвечать быстро и горячо. Но потом он остановил себя, и его челюсть сжалась.
— Это похоже на те времена, когда мне приходится убивать людей, которых я не хочу убивать, — продолжил Мерлин. — Люди, чье единственное настоящее преступление заключается в том, что они верят в то, чему их учили с детства, и оказываются не в том месте, когда я появляюсь. Ты знаешь, как… мне это трудно, но Нарман был прав. Иногда действительно нет другого выхода, и я единственный человек, который может это сделать.
— Прямо сейчас ты единственный человек, который может делать то, что ты делаешь. Через несколько месяцев это может измениться, но прямо сейчас тебе нужно быть здесь, в столице, где вы со Стонаром можете обсудить лицом к лицу все, от стратегии до распределения производственных ресурсов. И мы с тобой оба должны быть здесь, чтобы контролировать и управлять потоком информации, поступающей к Эйве и Мейдину от снарков.
Кэйлеб несколько мгновений сердито смотрел на него, мышцы его плеч были так же напряжены, как и лицо. Затем, наконец, он расслабился и покачал головой.
— Замечание принято, — почти прорычал он. — Мне это не нравится сейчас, мне это не понравится потом, и я не собираюсь делать это ни на минуту дольше, чем нужно. Но ты вроде как в перспективе оценил мою… мелочность, Мерлин.
— Это не входило в мои намерения, и это не «мелочность».
— Знаю, что это не входило в твои намерения. Вот что сделало это таким эффективным. — Губы Кэйлеба скривились в кислой улыбке. — Постараюсь быть хорошим. Или во всяком случае быть лучше. Давайте не будем просить меня ни о каких чудесах.
— Боже упаси. — Шарлиан даже не попыталась скрыть веселье — и облегчение — в своем тоне, и Кэйлеб улыбнулся еще шире.
— Переходя к более веселым вещам, — сказал он с нарочитой живостью, — похоже, ты справилась с Айрис и Корисом даже лучше, чем мы думали, Шарли.
