Джану я так и не нашла. На мои расспросы волки только отвечали, что она должна быть на территории замка. Басир ведь уезжал, неужели она не пришла с ним попрощаться? Может, поругались? Что-то тут не так.
А вот к Марысе меня провели. Пришлось ждать за дверью, пока Бурхан занимался ею. По дороге к ней, волк, провожавший меня, рассказал, что провидец все это время находился под стражей. Его выпустили только для ухода за больной. Ох, как не хочу его видеть. Несколько раз порывалась сбежать и прийти позже. Но беспокойство за подругу победило страхи.
Бурхан вышел из комнаты. Посмотрел в мою сторону и тут же выставил перед собой амулет, висящий у него на шее. Провидец одет в те же лохмотья, лицо еще больше исхудало. Волосы окончательно превратились в паклю. И только взгляд колючий, цепкий, нестарческий.
— Нечисть! — изо рта течет слюна, стекает по подбородку. — Ты погубишь наш народ. В тебе Владыка найдет смерть свою! Святое солнце помоги изгнать посланницу тьмы!
Потом он принялся выкрикивать то ли заклинания, то ли молитвы, закатил глаза и стал похож на психа в припадке. Глядя на это представление, становится дурно. И с каждым звуком его непонятного бормотания во мне просыпается злость.
— А ничего что ты выбрал себе в спутницы женщину, родившую меня? — стою поодаль. Рядом со мной оборотень, который показал дорогу. Он так и не ушел. Остался стеречь.
— Зухра не в ответе за то, что тьма подселила в нее свое дитя. Она приняла на свою долю столько страданий, и до сих пор корит себя, что не уничтожила нечисть в утробе! — перестает бормотать, отвечает вполне осмысленно.
— Я ничего не сделала ни тебе, ни тем более матери. С тобой мы даже не виделись ни разу до той церемонии.
— Я видел тебя. Ты несла погибель нашему Владыке! Ты приходила в видениях и истощала черноту и холод. Я чувствовал твой приход и содрогался понимая, что никак не могу его предотвратить, — засовывает пальцы себе в спутанные волосы и раскачивается из стороны в сторону. — О святое солнце, зачем ты наслало на нас испытания в лице этой нечисти! — причитает, а потом и вовсе начинает обливаться слезами.
Он не делает попыток напасть. Но и выглядит напрочь потерявшим рассудок.
— Могу я видеть больную? Как она себя чувствует? — перевожу разговор. Нужно понять, что с подругой, и поскорее избавиться от его общества.
— Она сейчас спит. Тело исцелится, — отвернулся и побрел прочь.
У меня вырывается вздох облегчения. Захожу к Марысе. Девушка выглядит значительно лучше. Не залитая кровью, даже румянец на щеках. Действительно, спит. Думаю, тут старикашка сказал правду, она непременно поправится. Как он сказал: «тело исцелится»… а душа? Каким издевательствам подверг ее Газван?
Побыв немного, решила, зайду утром. Сегодня ей необходимо отдохнуть. По дороге к себе в комнату попробовала еще раз найти Джану. Увы, поиски не увенчались успехом. К счастью, маму я тоже не встретила. Оборотень проводил меня до порога комнаты.
Иду в душ. Там снимаю браслеты, которые были на мне все это время. Странные пятна стали еще яркими. Похожи на голубой туман. Нет. Их точно ад прятать. Я все еще надеюсь, что они пройдут. И убеждаю себя — это аллергия. Хотя самой верится слабо. Приняв душ, надеваю их снова. Даже не поужинав, падаю на постель и тут же засыпаю. Усталость, нервы, эмоции, слишком много пережитого.
Проснулась от того, что задыхаюсь. Кто-то зажал мне рот рукой. Ничего не вижу, темнота. Пробую вырваться, но меня крепко держат за ноги и руки. Чувствую, связывают. Интуитивно угадываю силуэт матери, и по фигурам понимаю, тут еще три женщины. Или больше?
Кручусь, вырываюсь, пробую укусить за ладонь. Силы явно неравны.
— Не рыпайся мразота! Иначе физиономию распишу! — во тьме перед моими глазами сверкает сталь. Узнаю голос Рияды.
Пытаюсь не поддаваться панике. Надо позвать на помощь. Надо как-то вырваться.
— Зухра, там точно все чисто? — незнакомый мне женский голос.
— Да. Только надо торопиться, — мать подходит ближе хватает меня за волосы. — Допрыгалась шалашовка. Сегодня я исправлю, то, что не хватило сил сделать сразу. Помрешь как того заслуживаешь, в муках. И даже это не сравниться с тем, чего я из-за тебя чувырлы натерпелась, — она выплевывает слова, так что слюни брызжут мне на лицо.
Женщины связывают меня и выносят из комнаты. Глаза не завязали, не прячутся. Уверены, что я больше ничего и никому не смогу рассказать.
— А если нас обвинят? — еще один незнакомый голос.
— Да кто по ней горевать-то будет. Владыка, потом еще спасибо скажет, что избавили его от заразы. Она ж отравляет все, к чему прикасается, — мать истощает ненависть.
— Я верю, что ты все уладишь. И не рисковала бы бездумно, — Рияда судя по интонациям, очень довольна происходящим.
Меня выносят во двор. Не могу разобрать, куда несут, понимаю только, что в сторону от замка. Иногда женщины наклоняются и тащат меня по земле. Это продолжается довольно долго. И я все ищу способы выбраться, и с каждой секундой понимаю — это тупик. Вот так и прервется моя жизнь.
Меня швыряют, несколько пинков ногами, а после обливают чем-то нереально вонючим. Задыхаюсь, смрад стоит жуткий. Он въедается под кожу, наполняет легкие, застилает глаза.
— А точно сработает? — слышу голоса, как сквозь туман.
— Мой Бурханчик не ошибается, — смех, противный, торжественный.
Глава 31
Безликие самки, они проходили сквозь мое ложе тысячами. Я перестал их различать, тела слились в одну бесформенную массу. Соитие стало вызывать раздражение. Их запах отвращал. В итоге я больше не прибегал к их услугам. Моя плоть молчала, она пресытилась неискренностью и продажностью. Я устал ничего не чувствовать. Пустыня снаружи, пустыня внутри.
Не раз проклинал старейшин, обрекших нас проходить этот обряд. Спустя годы, я осознал, что утратив истинных, мы лишены полноценного бытия. Плотские утехи превращаются в опостылевшие механические движения. А кроме сражений в мире столько удивительных вещей. Владыка тех времен вместе с провидцами пытались спасти народ, но не сгубили ли они его?
В итоге я отгородился от забав. Занялся огранкой алмазов. Наблюдал как в моих руках мрачные бесформенные камни, начинают сиять и переливаться. Мне нравилось мое одиночество. Никто не прерывал бег мыслей, не было раздражающих запахов. В часы моего уединения меня заботил один вопрос, как изменить страну? Как вернуть радость чувств волкам? Странно, я желал получить то, что никогда не ощущал.
В моей груди горит огонь, но ему некого согреть. И он сжигает меня. Душа воина подобна пустыне, и нет способов утолить жажду, вечно вариться в пламени одиночества. И чем сильнее и жарче огонь, тем быстрее гаснет интерес к жизни. Нет триумфа, радости, все опостылело.
В легенду о Бадрии я не верил. Воспринимал как часть нашей истории. Но знал все мифы досконально. Первый звонок принес мне Басир. Он воспылал страстью к рабыне. Просил ее отдать, как ничего и никогда в жизни не просил.
