– До трассы дойдете, там кого-нибудь и поймаете. Здесь километра три, молодые, не обломаетесь.
– Ага. Спасибо, – рассеянно кивнула Вовка, наблюдая за тем, как Илья отсчитывает водителю купюры.
Сколько же она должна Илье? Ведь все это путешествие – из-за нее и для нее. Илья тут ни при чем, и Вовка обязана ему все выплатить. До копейки. Это, конечно, после того, как она вернет долг Марьяне Леопольдовне. Но это когда будет…
– Что-то странно тут, – обронил Илья, когда машина дала задний ход, чтобы развернуться.
Они встали перед раскрытыми воротами и, когда стих гул автомобильного мотора, прислушались. Вовка совсем не так представляла себе подъезд к металлургическому комбинату. Она думала, что здесь будет полно машин, людей, что-то будет грохотать, а воздух окажется таким плотным от выхлопов из гигантских труб, что дышать станет еще труднее, чем в городе.
Но они как будто вышли на послеобеденную прогулку по лесу. В молчании колыхались еловые ветви, шуршали под ногами иголки, вскрикнув, порхнула в вышину птица. И только впереди, далеко за шлагбаумом, в конце бело-голубой шоссейной дороги, виднелся просвет и темные коробки кирпичных построек.
– Ну что, пошли? – предложил Илья.
Вовка кивнула.
Они миновали контрольно-пропускной пункт, и Вовка заглянула в окно. Сквозь щель между неплотными занавесочками виднелась комнатка с пустым столом. Ни телефонов, ни бумаг, только пустая столешница. На двери висел замок.
– Наверное, проезд свободный, – пожал плечами Илья.
Взявшись за руки, они зашагали по асфальту. Иголки похрустывали под их подошвами, и Вовке некстати подумалось, что такой же звук, наверное, выходил бы, если бы они ступали по косточкам мелких животных. Да и выглядели эти иглы совсем как…
– Слушай, а дыма-то нет, – заметил Илья.
Они подходили ближе. Меж елей мелькнули верхушки труб.
– И тихо, – добавил он.
Они шагали быстрее, а потом и вовсе перешли на бег. Лесная дорога закончилась, и они выбрались на огромную прогалину, занятую бесчисленными кубиками цехов и пристроек, которые вместе составляли конструкцию, похожую на трилобита: такую же плоскую, приземистую, с куполом-хребтом. Из всего этого циклопического красно-бурого нагромождения к небу взмывали громадины притихших труб, которые торчали, словно понатыканные в торт зубочистки: то тут, то там, одна прямая, другая кривая – вот-вот рухнет. Дорожка, ведущая от парковки, заросла травой.
– А чего это… – проговорил Илья.
Вовка предпочитала помалкивать. Она уже поняла: комбинат заброшен. Никто на него не ездил, поэтому и дорога сюда вела такая нечищеная, и колей на асфальте видно не было. Но отчего же тогда в городе смог? Вовка запрокинула голову и всмотрелась в верхушки труб: одна потрескалась, другая наполовину обвалилась, уткнув в серо-синее небо кусок ломаного ногтя. Дышалось свободно. Пахло еловой хвоей, травой и чистым лесом. В ветвях позади перекликались птицы.
Она уже хотела поделиться с Ильей этим наблюдением, как где-то в глубинах покинутого комбината что-то утробно грохнуло.
– Ну и дела, – сказал Илья. – Исследовать-то пойдем? Или струсила?
Он изобразил эту свою косую ухмылочку, и Вовка вспыхнула.
– Я? Струсила? Тоже мне, испугал заброшкой.
И двинулась вперед, к проходной.
– Ты это, – Илья ее перегнал. – Все-таки давай осторожнее. Мало ли, алкаши или бездомные. Места тут дикие, помощи не дозовемся.
– А я звать и не собираюсь, – с мрачной решимостью буркнула Вовка.
Хватит уже этих дурацких тайн и загадок. Нужно смотреть страху в глаза – пусть ему станет стыдно.
Они миновали прохладный вестибюль с разломанным турникетом и, переступая через горы мусора, обломки кирпичей и шифера, двинулись по коридору внутрь. Судя по запустению, рисунках на стенах и посвисту ветра, здание было заброшено давным-давно. Краска лупилась так обильно, что казалась причудливым изобретением киношников – ну не может такого быть на самом деле, не может! В огромном зале, припорошенном бетонными обломками, красовалось граффити на всю стену – и как только ребята-художники проникали под своды? Через галерею, забранную матовыми квадратными стекляшками и щедро залитую закатным солнечным светом, они вышли к огромным металлическим дверям, выкрашенным темно-зеленой краской. Запоры перекосило, как будто их вскрывали ломом, одна из створок отошла в сторону.
За ней раскинулось громадное помещение цеха. Потолок терялся в вышине над металлической паутиной стропил, внизу, на дне, белели выложенные кафелем провалы, а по их берегам – остовы распотрошенных станков. Гигантские зарешеченные окна кое-где сохранили стекла. Бурые от пыли, они и свет пропускали тусклый. Там, где торчали только осколки, свет струился чистый, цветной. В глубине цеха, где солнце отступало и царили сероватые потемки, раскинулась огромная кафельная чаша – куда больше тех провалов, у которых крепились станки.
Они спустились по металлической лестнице в зал. Вовка испуганно оборачивалась, крутила головой и ожидала, что на нее вот-вот кто-нибудь кинется. Но в цехе стояла тишина, и только сквозняк в отдалении позвякивал обрывком цепи.
Они обошли пустые чаны, засыпанные разве что бутылками, и оказались у самой крупной чаши. Она напоминала бассейн, но была совершенно квадратной. Дно терялось в потемках, и вниз, как ни странно, не вело ни одной лестницы.
– А что, если это не тот комбинат? – вдруг спросила Вовка.
Ее голос сухо зашелестел в громадном полупустом пространстве.
– Думаешь, их тут несколько? – с сомнением протянул Илья.
– Может, мы просто не туда приехали!
Она вытащила свой новенький телефон и заглянула в карту. Набрала в поиске «Краснокумск» и «комбинат», и программа выдала только одну точку: ту самую, где они теперь с Ильей и находились.
– Ерунда какая-то… – протянула она.
– Смотри, – Илья толкнул Вовку локтем.
Она глянула вверх. Защелкали, зажужжали лампы, подвешенные ожерельем над чашей, и Вовка вдруг задрожала.
В этом огромном, давным-давно покинутом здании комбината, оказывается, еще работало электричество. Кое-какие лампы перегорели, у других потрескались плафоны, но большинство все-таки горело исправно.
А свет, который испускали эти лампы, был зеленым.
– Зеленые фонари, – прошептала Вовка.
Она смотрела вверх, как завороженная, и не могла отвести взгляд.
– Кто их включил? Зачем? – Вовка заозиралась. – Здесь где-то должен быть рубильник. Думаешь, он здесь, в цеху? Или снаружи?
От мысли, что они все-таки здесь не одни, у Вовки заледенели пальцы. Судя по карте, от ближайших жилых построек досюда пешком не добраться, а на подъезде к комбинату пусто. Если тут кто-то и есть, то как же он сюда попал?
