Вот оно! А мама говорила – нечего показывать квартиру в Сети, какую бы там ни обещали приватность. Ведь и камеру, наверное, взломать проще простого!
Взобравшись на косоногий табурет, под которым пылился кнопочный телефон, Вовка дотянулась до камеры и со смачным треском вывернула ее из крепления. Обрывать проводки было почти приятно – тонкие, как паутина, они поддавались легче легкого. Потом она раскопала в отцовской коробке для инструментов синюю изоленту и заклеила веб-камеру на ноутбуке. Дальше, немного подумав, вырезала два квадратика поменьше и пришлепнула их на камеры телефона. Обойдется как-нибудь в ближайшее время и без фотографий.
Потом Вовка села обратно на тахту, сложила руки на коленях и чуть не рассмеялась. А ведь это она, зайдя как-то к Лёле, хихикала над Фединым ноутбуком – тогда он еще не съехал – на его вебке красовалась наклейка с Багзом Банни, и Вовка называла его параноиком. А теперь – вот, пожалуйста. Только изолента, между прочим, маскирует куда лучше какого-то там полупрозрачного стикера.
Меж тем часы в кухне прищелкнули, и Вовка покосилась на электронные часики в углу зала. Близился вечер.
Потряхивая кормом, она сделала еще один круг по квартире, но Яшка словно сквозь землю провалился. Новая проблема озадачила Вовку не на шутку – куда же он мог подеваться?
С кухонного табурета она заглянула на шкафчики, но ничего, кроме липкого слоя пыли, не обнаружила. Подергала сетку вентиляции, но крепилась она прочно. Потом поползала на коленях в ванной – заглядывала в окошки, за которыми прятали водосчетчики. Пооткрывала дверцы всех шкафов, выдвинула все ящики, даже холодильник распахнула… Ничего.
И вот тогда-то Вовке стало страшно. Она оглядывалась по сторонам, готовая поверить во что угодно. Сразу вспомнила про клубничное варенье, которое грохнула с полки для шапок еще в пятницу – да не варит мама варений, тем более клубничных! Про костюм, который ей то чудился в родительской спальне, то нет. Про голоса: низкий, бархатный, цвета баклажана, и совсем тонкий, желтый.
Стоя посреди коридора с измятым пакетиком корма, она вдруг обомлела.
У консьержки в Лёлином доме голос был неправильный, неподходящий: слишком уж молодой. А у рыжей Светы, которая то ли жила у Феди в квартире, то ли не жила, голос был тяжелый, густой, баклажанный.
Желтый голос и фиолетовый.
Это они!
Второй раз Вовка бросилась на колени перед растерзанной сумкой и принялась переворачивать ее содержимое. Жетон она нашла быстро: он блеснул в лучах заходящего солнца, которые тянулись через коридор из родительской спальни, и Вовка сощурилась. Ну, знаете…
Повертев монетку в руках, она отыскала на кухне нож для мяса. Поцарапать жетон так, чтобы это было заметно, оказалось труднее, чем она думала, но в конце концов что-то похожее на косой треугольник она все-таки выковыряла. Потом кивнула сама себе, выскочила на площадку и спустила жетон в мусоропровод.
Если в ее сумочке появится один-единственный жетон – тот самый, который дала ей консьержка, – то она его узнает. Но это, конечно, глупость. Просто сумку надо почаще перебирать, вон сколько чеков накопилось! Немудрено, что и жетоны завалялись.
Покончив со странными манипуляциями, Вовка вернулась в квартиру и в сотый раз позвала Яшку. А потом ее осенило – утром, занятая Неизвестным, полицией и непрошеными мыслями об Илье, она, скорее всего, не углядела и выпустила Яшку за дверь. Вот ведь безголовая…
Вовка схватила из распотрошенной сумки ключи, засунула в карман телефон и побежала по этажам.
Яшку она не нашла. Глупые, иррациональные страхи отступили, дав место безжалостному чувству вины. Неизвестный с его мерзенькими сообщениями вдруг забылся, утка с буклетом о пьяном водителе уже казалась ненастоящей, и даже красный автомобиль, промчавшийся мимо Ильи, уже только чудился.
Ко всем странным событиям, которые закидали ее в последние три дня, как мокрые снежки, прибавилась еще и пропажа Яшки. По собственной глупости, по преступному недосмотру Вовка упустила кота – а она ведь за него в ответе. За бестолкового, домашнего кота, который и мыши-то в жизни не видел, а в городских подвалах, населенных, конечно же, гигантскими голоднющими крысами, он просто забьется под какую-нибудь трубу, да и останется там на веки вечные.
От злости на саму себя руки у Вовки непроизвольно сжались в кулаки. Дверь подъезда она распахнула в ярости, и только потом, когда створка на полном ходу упруго притормозила, поняла, что кто-то входил ей навстречу.
– Ой, простите-простите, – испугалась Вовка. – Я вас ушибла?
– Нормальная вообще?..
Из-за двери, потирая лоб, выглянула Лёля: челка сбилась набок, глаза – ошалелые.
– Смотри, куда прешь!
Вовка, втянувшая было голову в плечи, насупилась:
– А ты здесь что забыла? Ты вроде как на меня обиделась.
– И обиделась! Еще бы не обидеться! Ты ж сказала, что дружба у нас – детская, что в универе тебе надо будет искать «нормальных», «взрослых» друзей… А я – не «нормальная»! Я – не «взрослая»!
Вовка дернулась.
– Это когда я такое говорила?
Знакомые слова отозвались неприятно. Она и вправду писала в дневнике что-то подобное, но запись так и не вывесила, оставила, кажется, в черновиках. Только слова были искаженные, перевернутые – про «нормальных» Вовка даже думать не думала. А вот о том, что придется искать новых друзей, что в новом коллективе все будет по-другому, писала. А как же иначе? Они с Лёлькой больше не учатся в одном классе, и, хотя мысль о новых начинаниях все еще казалась Вовке счастливо-волнительной, перспектива искать кого-то еще кроме лучшей подруги ее пугала. О том и пост был.
– А ты уже и не помнишь? Ты мне много еще всяких приятностей в ВК понаписала.
Так все-таки не в дневнике!
– …что я стерва крашеная, что правильно меня Саша бросил, что с моим характером я вообще себе никого не найду…
Вовка вспыхнула. «Стерва крашеная»… Какие знакомые слова!
– Стоп-стоп-стоп! Давай-ка поподробнее.
– Да куда уж тут подробнее? Ты зачем меня дверью приложила? – злилась Лёля.
– А ты зачем пришла-то? – не отступала Вовка.
Лёля вдруг как-то сдулась, стушевалась и даже лоб оставила в покое. Челка так и осталась торчать клоунским вихром.
– Я в твоем дневнике прочитала про родителей. А еще Федя сказал, что ты к нему ездила. И что ты странная какая-то, номера какие-то просила искать… Потом он вообще до тебя не мог дозвониться. И я тоже сейчас пыталась.
Вовка вытащила телефон.
– Да вроде включен.
Выпрыгнуло оповещение об эсэмэске, и Вовка тут же ее открыла. Может, запоздалое «Вам звонили…»?
Но нет: опять Неизвестный.
Тебе еще интересно узнать про родителей? Пусть Лёля идет домой. Она нам ни к чему. Или ты и лучшей подругой рискнуть захотела?
