— Да, брат Линкин?
— Его светлость не ел с самого завтрака, Жоэл. Какое сегодня меню на обед?
— Боюсь, это всего лишь похлебка из моллюсков, — извиняющимся тоном (и, возможно, немного встревоженно) ответил брат Жоэл, искоса взглянув на Дючейрна.
— Суп из моллюсков был бы идеальным в такой день, как этот, брат, — сказал викарий и улыбнулся. — Особенно, если бы я мог получить по-настоящему большую миску.
— Уверен, что мы могли бы справиться с этим, ваша светлость! — заверил его брат Жоэл.
— И немного свежего хлеба? — Дючейрн вложил в свой тон нотку щемящей тоски, и секретарь улыбнулся.
— Они только что закончили печь, ваша светлость. На самом деле, если хотите, я могу принести его вам в хлебнице?
— Это было бы чудесно, брат. И если бы вы могли добавить к этому кружку превосходного пива брата Линкина, я был бы у вас в вечном долгу.
— Конечно, ваша светлость! — Брат Жоэл снова поклонился ему, затем посмотрел на своего собственного начальника. — А для тебя, брат?
— Мне тоже кажется, что меню викария Робейра просто великолепно, Жоэл.
— Очень хорошо.
Секретарь склонил голову перед Фалтином, затем исчез, и Дючейрн повернулся к директору литейного цеха.
— Теперь, когда мы занялись этой насущной проблемой — и, кстати, спасибо, что спросили, — я полагаю, нам следует заняться кое-какими делами. Поскольку викарий Аллейн, возможно, все-таки не присоединится к нам, почему бы нам с вами не пойти дальше? Если он все же доберется сюда, мы сможем ввести его в курс всего, что мы уже рассмотрели. В то же время, уверен, что есть вещи, которые нам с вами в любом случае нужно обсудить с точки зрения казначейства.
— Конечно, ваша светлость. — Фалтин склонил голову в подобии полупоклона через стол.
Дело было не в том, что литейный цех был настолько занят, что найти время для встреч было трудно. Зимой темп работы мануфактур Зиона всегда замедлялся, как и во всем остальном городе, но в этом году он замедлился гораздо больше, чем год назад. Запасы угля и железной руды, которые столица Матери-Церкви и ее литейные заводы регулярно накапливали каждую осень для нужд предстоящей зимы, особенно после начала джихада, в прошлом году были сильно сокращены из-за хаоса в Сиддармарке. Как следствие, у Фалтина оказалось слишком много времени, а дел слишком мало, поэтому составление отчетов, даже зная, что ему придется делать это снова и снова, когда приедет викарий Аллейн, было чем-то вроде избавления от скуки. Кроме того, викарий Робейр был пугающе умным человеком. Он не был механиком или ремесленником, но многие из его вопросов заставили Фалтина искать очень плодотворные пути, которые иначе никогда бы не пришли ему в голову.
— Понимаю, что может показаться, что в данный момент здесь, на заводе Сент-Килман, мы многого не достигли, ваша светлость, — начал он, махнув рукой на лед, вмерзший в углы оконных стекол его офиса. — Но мы сделали довольно много, прежде чем замерзли, и наши мастерские все еще выпускают узлы и приспособления для новых моделей. Конечно, на наших менее обледеневших фабриках дела идут более оживленно, но брат Талбат пользуется нашим собственным сниженным темпом, чтобы подправить организацию своих производственных кругов. Замедление позволяет ему перемещать своих работников в поисках способов еще больше повысить их эффективность, и мы отправляем его предложения по семафору, когда позволяет погода. Насколько знаю, они увеличили производительность еще на три или четыре процента на заводах, которые пока работают не на максимальном уровне.
— Поверьте мне, я полностью осознаю это, брат. — Дючейрн коротко улыбнулся. — Счета, поступающие в казначейство, подтвердили бы это, даже если бы этого не делали приходящие с фронта письма. Похвалы епископа воинствующего Барнэбея были особенно громкими, и уверяю вас, что я в равной степени хорошо осведомлен — возможно, даже более осведомлен — о том, насколько вся Церковь обязана вам и лейтенанту Жуэйгейру.
Фалтин улыбнулся в ответ на искренность последней фразы викария. Он читал много таких же писем от фронтовых офицеров армии Бога, но одобрение такого человека, как викарий Робейр, всегда приветствовалось.
— Что ж, — сказал он, — я должен признать, что сам был приятно удивлен производственными показателями. Честно говоря, они намного выше, чем я ожидал. И комплекты для переоборудования также работают лучше, чем ожидалось.
Губы Дючейрна дрогнули в еще одной, более широкой улыбке. У них с Фалтином раньше не было этого разговора, но Аллейн Мейгвейр был почти поэтичен, высказывая ему те же соображения, и всегда о модификациях, которые Линкин внес в оригинальную конструкцию винтовки Жуэйгейра.
Чистый блеск обманчиво простой концепции доларца положил начало процессу, но окончательный дизайн был в такой же степени детищем Линкина, как и Жуэйгейра. Лейтенант разработал совершенно новую ствольную коробку в виде отдельного блока, который крепился к казенной части ствола винтовки. Ствольная коробка была значительно шире, чем остальная часть ствола, и не только для размещения новой казенной части и многозаходного винта, который открывал и закрывал ее. Дополнительная ширина позволила создать боевую камеру, немного большую по диаметру, чем остальная часть канала ствола винтовки, которая плавно сужалась, чтобы соответствовать нарезной части ствола. Это также означало, что отверстие, в котором проходила пробка, было достаточно широким, чтобы в него мог поместиться кончик большого пальца. Идея состояла в том, чтобы загрузить бумажный картридж через отверстие под углом, используя сужающуюся камеру для его направления, а затем толкнуть его полностью до упора большим пальцем. Это позволяло стрелять из оригинальной конструкции лейтенанта намного быстрее, чем из любого дульнозарядного ружья, но движение заряжания все равно было немного неуклюжим, и ожоги больших пальцев были неизбежны, учитывая, насколько сильно нагревалась казенная часть при стрельбе. Первые эксперименты с оригинальной конструкцией показали, что после обучения стрелка можно поддерживать очень высокую скорострельность, но сам Жуэйгейр был бы первым, кто предположил, что есть возможности для улучшения.
Линкин обеспечил это улучшение, и его модификация была такой же блестящей — и почти такой же простой — как первоначальная концепция Жуэйгейра. Он просто заметил, что винт герметизировал затвор, когда резьба на передней и боковой сторонах винта соприкасалась с резьбой, врезанной в лицевую и боковую части затвора… и что с обеих сторон было более чем достаточно металла — и выше и ниже оси канала ствола — чтобы надежно удерживать винт, когда она была закрыта. Это означало, что металл за винтом можно было отрезать. Или, другими словами, канал ствола может быть расширен полностью через ствольную коробку, и, опустив затвор в положение заряжания, патрон может быть вставлен сзади по прямой, естественной траектории, точно так же, как еретики заряжали свои винтовки. Новая ствольная коробка представляла собой прочный металлический блок, который содержал затвор и спусковую группу, с замком, установленным на его правой стороне. Он также образовывал перемычку, соединяющую упирающийся в плечо приклад с цевьем и хватом для руки, не ослабляя запястье приклада, как того опасался Жуэйгейр. На самом деле, новая винтовка была даже прочнее, чем старая.
