Теперь он наблюдал, как Кэспир разливает горячий чай по спасенным кружкам, уделяя этому половину своего внимания, в то время как другая половина оставалась прикованной к изображениям, проецируемым на его контактные линзы.
Скоро, — подумал он. — Скоро.
* * *
— Ты уверен в этом, Мерлин? — тихо спросила Нимуэ Чуэрио, когда тяговый луч разведывательного скиммера опустил их рыбацкую лодку к залитой дождем поверхности Ферн-Нэрроуз.
Мерлин посмотрел на нее сквозь дождь, и она потянулась, чтобы коснуться его руки.
— Логика мне понятна, — сказала она. — Просто хочу быть уверена, что ты готов жить с этим.
— Я готов.
Тон Мерлина был ровным, совсем не похожим на его обычный голос. И в данный момент он был так же непохож на Мерлина Этроуза, как Нимуэ была непохожа на Нимуэ Чуэрио. Нимуэ, по крайней мере, все еще была женщиной, хотя она стала брюнеткой, у которой была более полная фигура, чем у ее обычной персоны, но Мерлин, очевидно, был харчонгцем.
— Если мы поступим по-другому, последствия для Тирска будут такими же серьезными, как если бы в этом деле он попытался сразиться с Клинтаном. Не говорю, что мне это нравится, потому что мне это не нравится, но понимаю, почему так должно быть.
Это было не совсем то, о чем спросила Нимуэ, и она изучала выражение его лица — дневной свет был ясным для ее улучшенного зрения, несмотря на дождь и темноту. Основная идея принадлежала ей, но именно Мерлин и Нарман Бейц распознали самый важный компонент всей операции, и она задавалась вопросом, не подсознательно ли она намеренно не распознала его сама с самого начала. Если уж на то пошло, она задавалась вопросом, насколько ее забота о Мерлине на самом деле была заботой о себе. Несмотря на то, что они оба помнили, что раньше были Нимуэ Албан, теперь они были другими людьми, и она видела, по крайней мере, часть того, чего стоили Мерлину Этроузу жестокие требования борьбы с храмовой четверкой. Неужели ее подсознание пыталось удержать ее от осознания издержек ее собственного плана? Чтобы защитить ее от принятия на себя своей доли сокрушительного груза ответственности и сожалений Мерлина? И это была настоящая причина, по которой она так беспокоилась о том, сможет ли он справиться с этим или нет? Или…
Прекрати это, — сказала она себе. — Перестань беспокоиться о том, не проецируешь ли ты на него какие-то вещи, и помни, что он прямо столкнулся с последствиями, как только ты открыла рот. Если он говорит, что готов с этим жить, значит, он готов с этим жить, и ты, черт возьми, должна уважать его и верить ему на слово.
— Хорошо, — сказала она вслух. — В таком случае, наверное, нам следует заняться этим.
Мерлин кивнул, затем посмотрел на разведывательный скиммер.
— Пора идти, Сова, — сказал он.
— Принято, коммандер Этроуз, — ответил ИИ, и рыбацкая лодка содрогнулась, когда тяговый луч скиммера опустил ее в воду.
Однако этот луч не выпустил лодку. Вместо этого скиммер использовал его, чтобы буксировать лодку по морю с четырехфутовым волнением. С помощью скиммера сорокафутовое судно рассекало волны каскадом брызг, двигаясь в два раза быстрее, чем «Сент-Фридхелм». Рыбацкая лодка быстро догнала галеон с кормы, и два ПИКА в последний раз проверили свое снаряжение.
* * *
— Снаружи все выглядит крайне неприятно, — заметил лейтенант Журджин Алжернон, присоединяясь в своих натянутых непромокаемых штанах и плаще к Антуану Кулхэйну на юте. Высокая узкая палуба на корме служила крышей над головой, защищая их и рулевых от дождя — по крайней мере, на данный момент, — и Кулхэйн кивнул в знак приветствия, повернулся к Алжернону и изобразил скипетр Лэнгхорна.
— Это не так уж плохо, — сказал он, — но достаточно жалко, если стоять тут час или два. Вот почему я так рад видеть, что моя смена прибыла быстро, сэр.
— Если бы капитан Хейнз не храпел так громко, тебе, вероятно, так бы не повезло, — едко сказал Алжернон, и Кулхэйн усмехнулся с удивительно небольшим сочувствием.
Джьермо Хейнз командовал отрядом храмовой стражи Гората из пятнадцати человек, которому было поручено сопровождать семью графа Тирска в Зион. Ему было за тридцать, он был твердолобым, дисциплинированным уроженцем Долара, приятным собеседником за обедом и всегда безупречно одетым и профессиональным на службе. А по ночам он звучал как лесопилка с неисправным водяным колесом, которая останавливалась и заводилась непредсказуемым образом. Когда отец Синдейл передал свои каюты пассажирам, сам он занял каюту Алжернона. Алжернон, в свою очередь, выселил Антуана Кулхэйна, и Кулхэйн переехал к третьему лейтенанту. Капитан Хейнз, однако, делил каюту, которая когда-то принадлежала Кулхэйну, со старшим лейтенантом.
— Я далек от того, чтобы утверждать, что существует такая вещь, как поэтическая справедливость, — сказал теперь Кулхэйн, — но если бы существовала такая вещь, как поэтическая справедливость, тогда…
Он замолчал с озадаченным выражением лица, услышав какой-то звук. Парусные суда, идущие по морю, были гораздо более шумными местами, чем могло бы подумать большинство сухопутных жителей, но моряки научились распознавать все эти шумы. Они знали, чем они были, почему они были там и что их вызвало. И когда они услышали то, что не смогли идентифицировать, это быстро привлекло их внимание.
В данном случае звук, который лейтенант Кулхэйн не смог идентифицировать, был стуком пары абордажных крюков, когда они по дуге поднялись в воздух с кормы галеона и зацепились своими остриями за поручень палубы на корме над ним.
Как и на большинстве галеонов флота Бога, кормовая палуба «Сент-Фридхелма» была довольно короткой, образуя крышу над кормовой частью юта, что было заимствовано из конструкции торговых галеонов. На торговом судне она обеспечивала приподнятую платформу, с которой можно было управлять кораблем, но, что еще более важно, защищала установленный на юте штурвал от воздействия дождя, ветра и — особенно — волн в непогоду. Если корабль накренится, захваченный с кормы сильным штормом, волна может захлестнуть его по всей длине палубы, причинив серьезный ущерб и смыв людей за борт. Это также может смыть людей на штурвале, что может привести к катастрофическим последствиям для управления кораблем, особенно в разгар штормовой погоды. Во времена, предшествовавшие артиллерии Мерлина Этроуза, боевых кораблей-галеонов не было, но кормовая надстройка военной галеры выполняла почти ту же функцию, что и кормовая палуба торгового галеона, и, кроме того, защищала людей на штурвале от вражеского огня.
Поскольку после Мерлина галеоны приспособились для войны в морях Сейфхолда, заменив галеры и быстро увеличиваясь в размерах, средний надводный борт увеличился, подняв уровень юта (и, таким образом, уменьшив вероятность того, что его захлестнет), сохраняя массивные кормовые надстройки, которые могли только сделать корабли гораздо менее маневренными и устойчивыми к погодным условиям. Морские кораблестроители Чариса просто полностью удалили их, но более консервативные конструкторы Церкви заменили кормовую палубу торгового галеона на более легкую в качестве компромисса. Опыт Чариса с захваченными церковными галеонами показал, что кормовые палубы давали мало практического преимущества в обороне и оказывали ощутимое негативное влияние на маневренность, но Церковь и подчиненные ей флоты придерживались их.
