— Вы, кажется, взяли его удивительно нетронутым, — сказал он.
— Больше из-за его брони, чем из-за какой-либо заботы, которую мы проявили в этом отношении, милорд, и только после того, как он потерял руль и был полностью лишен мачт. — Губы Хэмптина дрогнули в мимолетной улыбке. — Понимаю, что ваш лейтенант Жуэйгейр проверяет его от киля до последнего груза, но уже могу сказать вам, что его броня намного прочнее нашей. Невозможно быть уверенным, но, судя по вмятинам, по моим лучшим оценкам, мы ударили его по меньшей мере двести раз. Но даже при том, что мы пробили его броню в полудюжине мест — благодаря пушкам адмирала Халинда, а не нашим собственным, — мы так и не пробили ее по-настоящему. На самом деле, большинство трещин, похоже, образовались, когда была вмята деревянная основа брони; сами пластины просто ухмылялись при наиболее тяжелом выстреле, который у нас был.
— Это я уже понял из вашего отчета. — Тирск покачал головой. — Лейтенант Жуэйгейр также прочитал ваш отчет — и адмирала Халинда — и его предварительный вывод заключается в том, что чарисийцы используют стальную броню, а не железную, и что им каким-то образом удалось еще больше укрепить ее поверхность. — Он поморщился. — Это не то, что я хотел услышать, вы понимаете, тем более, что даже лейтенант не может понять, как им удалось закалить такие большие пластины. Если уж на то пошло, самая большая одиночная пластина, которую мы можем изготовить, даже из железа, имеет всего два фута в ширину и длину; у них в четыре раза больше и в полтора раза толще, в придачу. Это как раз те новости, которые я действительно не хотел слышать.
— Я не виню вас, милорд. — Хэмптин отхлебнул еще виски. — Их пушки пробивали насквозь любой из наших галеонов, в которые они попадали. Винтовые галеры противостояли им лучше, чем что-либо еще, что у нас было, но по крайней мере семь из них были пробиты чисто, и практически у всех выживших были треснувшие и разбитые пластины.
— Мы уже отправили запасные пластины и болты по каналам, — сказал ему Тирск. — И мы ввели в строй еще три винтовые галеры с момента отбытия адмирала Халинда. У нас также будет по крайней мере еще две до конца следующей пятидневки. Я бы хотел отправить вперед все пять, но существует значительное давление, чтобы оставить их здесь для защиты залива Горат.
— Мы с адмиралом Росейлом обсуждали это перед тем, как я отплыл домой, милорд. Он все еще испытывал сильную боль, и целители все больше склонялись к мнению, что им нужно ампутировать оставшуюся часть его руки, но он был совершенно ясен и… тверд в своем мнении.
— Которое было?
— Которое заключалось в том, что нам важно поддерживать давление на еретиков в западном заливе, а не отступать в какую-то цитадель к востоку от Земли Джека, милорд. Честно говоря, он действительно предпочел бы, чтобы «Дреднот» был введен в полную эксплуатацию и возвращен в западную эскадру, но он понимает, что нам нужна возможность тщательно изучить его и узнать все, что можно, о его конструкции и вооружении. Он все еще надеется вернуть его в строй как можно скорее, и в то же время, по его мнению, адмирал Халинд должен быть усилен как можно быстрее и мощнее. И на что бы ни были способны броненосцы еретиков, винтовые галеры определенно доказали свою полезность против их обычных галеонов.
Тирск медленно кивнул. Как бы мало ему ни нравился сэр Даранд Росейл, стратегическое чутье этого человека было здравым, и Тирск был впечатлен его способностью ясно мыслить после потери большей части правой руки и всей правой ноги. Правда заключалась в том, что Тирску, вероятно, следовало бы отправить его обратно в Горат для лечения, но орден Паскуале значительно расширил и улучшил госпиталь ордена в Рейгейре на северном берегу залива Сарам. Вряд ли он мог бы получить лучшее лечение в Горате, и Тирск решил, что лучше отправить его в Рейгейр и избавить от путешествия домой, пока он не оправится — если оправится — от своих ран. Однако на данный момент тот факт, что его суждение совпало с суждением Тирска, был гораздо важнее, чем то, где он был госпитализирован.
Граф откинулся на спинку стула, рассматривая молодого человека по другую сторону стола. Капитан Хэмптин был компетентным и отважным офицером. Его корабль был жестоко разбит чарисийцами, без сомнения, потому, что они признали в нем одного из своих бывших. «Дименслэйер» Кейтано Рейсандо был почти так же сильно поврежден, как и «Дифайент», хотя ему также повезло больше. Его экипаж выдержал изнурительную, эпическую битву с угрозой затопления, и, судя по предварительному обзору повреждений, на этот раз он, вероятно, не подлежал ремонту. Но, по крайней мере, он не загорелся под ударами, которые получил от чарисийских снарядов. «Дифайент» загорелся… и сгорел до ватерлинии, несмотря на героические усилия экипажа потушить пожар. И одним из последних приказов, которые Хэмптин отдал в качестве флаг-капитана Росейла, прежде чем уведомить Рейсандо о том, что командование западной эскадрой перешло к нему, было приказать двум уцелевшим винтовым галерам Поэла Халинда отбуксировать его подальше от «Дреднота», чтобы его погреба не взорвались и не забрали с трудом завоеванный приз с собой… Это было важным показателем, особенно в сочетании с тем, как упрямо Хэмптин сражался со своим кораблем до самого конца, того, каким офицером — и человеком — он был, и он явно хорошо ладил со своим адмиралом. Вероятно, это что-то говорило Росейлу о том, что он породил такую преданность в таком человеке, хотя Тирск на самом деле не понимал, как это могло сработать. С другой стороны, ему не нужно было понимать эти отношения, чтобы оценить их ценность для королевского доларского флота, и Хэмптин явно был правильным человеком в нужном месте.
— Вам повезло, что вы смогли вывести «Дифайент» на чистую воду, капитан, — сказал он, озвучивая часть своих собственных мыслей. — Если бы «Дреднот» тоже загорелся, вы бы потеряли их оба.
— Это был не единственный момент, где нам повезло, милорд. — Хэмптин покачал головой. — Еретики подложили фитиль в его погреб. — Тирск слегка напрягся. Этот незначительный факт не был включен в отчеты, которые он читал. — Мне все еще не ясно, почему они не взорвали его, — продолжил капитан. — Не думаю, что есть какие-либо сомнения, что это было частью их плана с самого начала, и если бы он взорвался, мы, вероятно, потеряли бы по крайней мере еще два или три наших собственных галеона во время взрыва, учитывая, насколько близко они были к нему. Единственное, о чем я могу думать, это то, что, как только нам удалось подняться на борт, мы окружили его так быстро — и он потерял так много своих людей в бою, — что приказ просто не был передан. Единственным выжившим из его офицеров был мичман, и он был ранен и без сознания, когда его, наконец, взяли в плен. — Хэмптин поморщился. — Если уж на то пошло, мы взяли живыми менее тридцати человек из всей его команды.
— Так я и понял. — Тирск старался говорить ровным голосом, но это было нелегко, потому что он точно знал, почему так мало чарисийцев было захвачено в плен, а не убито. И он ни на мгновение не сомневался, что Карлтин Хейджил намеревался взорвать свой собственный корабль, чтобы спасти кого-либо из его оставшейся команды от инквизиции, а также отказать в нем королевскому доларскому флоту.
