В то время как «Ланс» продолжал двигаться к «чарисийцам» на своей максимальной скорости, развивая почти восемь узлов, несмотря на порывистый ветер, необходимые сигналы взлетели на верхушку мачты «Суорда», плывущего на полном ходу под парусами и полностью укомплектованными обоими кривошипными валами. За кормой остальные четырнадцать винтовых галер замедлили ход, собираясь в четыре колонны, две из трех кораблей и две из четырех, и начали выстраиваться в узор, выровненный, как четыре пальца вытянутой руки. «Суорд» был первым кораблем в колонне из четырех кораблей в позиции «безымянный палец», и когда строй успокоился, Маджирс снова повел всю эскадру вперед, немного более степенно, чем «Ланс», но все же быстрее, чем мог бы справиться любой чисто парусный корабль.
Помогает то, что мы все тоже покрыты медью, — подумал Халинд, с глубоким удовлетворением наблюдая, несмотря на ощущение пустоты и пения в животе, как его хорошо обученные экипажи направляются к врагу. Ловкость и скорость — это будет нашим настоящим оружием сегодня, хотя стопятидесятифунтовые пушки тоже не помешают.
Три массивных орудия, установленные в бронированном каземате каждой винтовой галеры, весили по четыре тонны, не считая лафетов, и стреляли снарядами калибром десять дюймов. Каждый раз, когда одно из них стреляло, отдача была достаточной, чтобы у человека могли буквально вылететь зубы. Это также достаточно серьезно сказывалось на корпусе, и Халинд приказал, что пушки должны были стрелять по отдельности — последовательно, а не одновременно, — а облако дыма могло задушить дракона, но их поражающая сила была невероятной. Он не знал, пробьют ли они один из броненосцев чарисийцев, но он видел, что они делали с небронированными галеонами, не говоря уже о каменных стенах или других удобных препятствиях, во время пробных стрельб. Он сомневался, что у них будет какая-либо возможность использовать лонжеронные торпеды, которые несла каждая винтовая галера в дополнение к пушечному вооружению, но он также сомневался, что они им понадобятся.
— Сигнал от «Ланса», сэр, — сказал ему лейтенант Трейвир. Халинд оторвался от своих мыслей, и улыбка его флаг-лейтенанта, казалось, расколола его лицо. — Дозорные капитана Снилинга хорошо все разглядели, адмирал! Он показывает только одну линию орудийных портов.
Халинд улыбнулся в ответ, и капитан Маджирс удивленно посмотрел на него.
— Как вы догадались, сэр?
— На самом деле это была скорее надежда, чем предположение, Алфрид, — признался Халинд. — Тем не менее, если бы я был тем, кто там командует, я бы не болтался без дела, если бы у меня не было действительно веской причины. У них полно обычных галеонов — видит Бог, они взяли достаточно призов в Марковском море и на Итрии! — так что это почти наверняка был один из их бомбардировочных кораблей.
— Или «броненосец», сэр? — Карие глаза Маджирса сверкнули, и Халинд покачал головой.
— Давай не будем слишком жадничать, Алфрид. Если Лэнгхорн счел нужным предоставить нам бомбардировочный корабль, для меня этого достаточно.
— Но если это броненосец, сэр? — Маджирс настаивал, и улыбка адмирала была намного, намного холоднее, чем у его флаг-лейтенанта.
— Что ж, в таком случае, Алфрид, я думаю, нам пора воспользоваться возможностями, которые посылает нам Бог.
* * *
— Все эвакуировались, сэр. Все, кроме вас и вашей команды.
Лейтенант Килман не упомянул ни себя, ни Эдуирда Мулкейхи, артиллериста «Тандерера», — с мрачным юмором отметил Абат.
— В таком случае, Дейвин, я думаю, тебе и мастеру Мулкейхи тоже пора быть за бортом, — сказал он.
— Если вам все равно, сэр Брустейр, я уйду в то же время, что и вы, — категорично ответил Килман.
Абат подумал, не отдать ли ему прямой приказ, но потом посмотрел на лицо своего первого лейтенанта и передумал. Взгляд на Мулкейхи показал то же упрямство — и несчастье — и капитан пожал плечами.
— Очень хорошо, тогда мы все уйдем вместе, — сказал он и махнул двум своим подчиненным в сторону входного порта.
Килман жестом приказал Мулкейхи идти первым, и артиллерист начал спускаться по планкам, прикрепленным к высокому борту «Тандерера», к едва покачивающемуся катеру, лежащему с подветренной стороны броненосца. Абат посмотрел ему вслед, затем увидел, как Килман начал тот же спуск. Он сам подошел к входному порту и в последний раз оглядел пустынную палубу своего корабля глазами, которые почему-то отказывались фокусироваться. Он сердито потер их и глубоко вздохнул.
Это моя вина, — резко подумал он. — Это все моя вина. Вся операция была моей идеей, а потом я повалил ее в грязь. — Уголком сознания он понимал, что несправедлив к себе, но остальной части его самобичующего мозга было все равно. — Следовало выбросить орудия вчера, вытащить его прошлой ночью. Но, нет! Я был так чертовски уверен, что у меня будет время. Ублюдки не должны были быть здесь до завтра, но я должен был помнить, что чарисийцы не единственные, кто может двигаться быстро, когда им нужно, и им не нужно было беспокоиться о ветре, пока они это делали.
Агустас Саламн, его рулевой, тихо позвал снизу, и Абат стряхнул с себя горькие мысли. Он вылез через входной порт и сам начал спускаться по планкам, остановившись в шести футах ниже уровня палубы, пока нащупывал свечу Шан-вей в кармане туники. По крайней мере, ветра было слишком мало, чтобы погасить пламя, — подумал он и чиркнул свечой о броню корабля. Она с шипением ожила, и он приложил ее к длинному медленному фитилю, свисающему с бока «Тандерера».
Маленькое пятнышко огня поднялось вверх по фитилю в виде тонкой струйки дыма, неуклонно прокладывая себе путь к месту встречи с погребом броненосца.
Просто мне так повезет, что проклятый шнур погаснет.
Он подумывал о том, чтобы забраться обратно на борт и приказать Саламну отойти, пока он не убедится, что шнур достиг цели. К сожалению, он сомневался, что это был тот приказ, которому рулевой подчинился бы, а Килман был еще большей проблемой.
Кроме того, Мулкейхи знает свое дело, — сказал он себе, — и он знает, насколько это важно. Вот почему он установил пять отдельных шнуров.
Абат задержался ровно настолько, чтобы увидеть, как поднимающийся огненный глаз достигает точки соединения этих пяти шнуров и с шипением проходит вдоль каждого из них. Один из них наверняка доберется до погреба, — сказал он себе и спрыгнул в ожидающую лодку.
— Хорошо, Агустас. — Его голос был резким, сердитым, хотя он был уверен, что Саламн знал, что гнев направлен не на него. — Уведи нас отсюда.
— Есть, есть, сэр, — тихо сказал Саламн, затем повысил голос. — Вы слышали адмирала, ребята. Работайте спиной!
Гребцы знали, куда ведут эти шнуры, и не нуждались даже в самом малом напоминании. Лопасти весел глубоко вонзились в воду, и катер понесся к одной из ожидавших его шхун.
Сэр Брустейр Абат сидел лицом к корме, наблюдая за своим великолепным броненосцем, который лежал одинокий и покинутый позади своей убегающей команды, а пять огненных червей прогрызали себе путь в его внутренности.
