– Не могу сказать, что эта информация о будущем стажере меня успокаивает. А теперь убирайтесь отсюда, оба.
Сабина повернулась к Шаше.
– Ты слишком юна для стажировки. Ты вообще читаешь?
– Не-а, – ответила Шаша с вызовом. Ей не хотелось говорить о чтении и книгах с этой женщиной. Такое стоит обсуждать только с теми, кто нравится. А эта женщина уволила Карла.
– Тогда, к сожалению, ты нам не подходишь, – она запнулась. – Что это у тебя на руке? Там написано Кольхофф? Ну-ка покажи!
Проклятье! Почему она не использовала невидимые чернила? Ответ прост: они становятся видимыми только при нагревании, а Шаша боялась, что ей будет слишком горячо.
Сабина Грубер попыталась повернуть ее запястье, но Шаша сразу же убежала. Для того, кто делал так много прыжков и постоянно бегал вокруг Карла, забег по столам и стендам книжного магазина был детской забавой. Но не для Сабины Грубер.
Оторвавшись от погони, Шаша не остановилась, а сразу побежала короткой дорогой к указанному адресу. Она оглядывалась снова и снова, но никто ее не преследовал. И все же у многоквартирного дома Карла она не стала терять времени и сразу же нажала на его звонок – если, конечно, это был он. Рядом с кнопкой значилось «Э. Т. А. Кольхофф», но поскольку других с такой же фамилией здесь не было, это должна была быть нужная. Не было ни ответа в домофон, ни звука открывающейся двери. Шаша быстро нажала на все звонки. Когда кто-то спросил из домофона, кто звонит, она просто сказала: «Почта». В ее многоквартирном доме это работало так же.
Раздался пиликающий звук, и Шаша смогла открыть дверь. Она побежала вверх по лестнице, глядя на каждую табличку у квартиры, чтобы выяснить, за этой ли дверью жил Карл. Обнаружив его имя, она трижды позвонила в дверь.
Карл не открывал.
Он не хотел, чтобы ему доставляли почту. В ней были только уведомления и дурацкие рекламные брошюры.
Когда Шаша постучала, он был в ванной за закрытой дверью и громко включил радио. Поэтому он не слышал, как она звала его по имени. И не слышал, как она громко заплакала.
* * *
Вернувшись домой, Шаша заметила, что куртка отца висела в гардеробе. В такое время этого не должно было быть. Из гостиной слышался звук телевизора.
– Папа?
Шаша надеялась, что никто не ответит. Она задержала дыхание, прислушиваясь, и тихо считала. Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять… Оказался он живой. Ответа не было. Должно быть, он не дома.
– Привет, малышка. Подойди-ка ко мне.
Шаша с яростью топнула об пол, потом неуверенно зашла.
Все ее книги лежали на столе. Отец нашел их под кроватью и принес в гостиную. Защитный фронт плюшевых игрушек не выдержал.
– Сядь, Шарлотта. Нам нужно поговорить.
– Я ничего не натворила! Книги нужно было собрать, чтобы соседи не жаловались, особенно госпожа Качински со второго этажа. И я никуда не убегала с Книгоходцем! Честное слово!
– Пожалуйста, сядь.
– Послушай, ну правда! – Шаша сердито бросилась на диван и подтянула колени. – Сначала скажи, какое наказание.
Ее отец нахмурил брови.
– Наказание? Я об этом еще не думал. Но какое-то точно должно быть.
– Тогда подумай, я хочу знать сейчас. Так глупо, когда его ждешь.
– Я так когда-нибудь делаю? – он говорил тише, чем обычно. – Заставляю тебя ждать наказания?
– Не знаю. Да, наверное. Ты взрослый, вы так делаете. Ну же, говори, что за наказание!
Он ровно сложил книги в стопку.
– Не знаю, наказание ли это.
– Как это можно не знать? Я всегда сразу знаю, потому что наказания обязательно тупые.
Ее отец пододвинул груду книг к Шаше. Он долго смотрел на нее, прежде чем заговорил.
– Наказание в том, что я должен тебе позволить оставаться как есть – дикой и свободной.
Шаша выпрямилась и наклонила голову. О чем это говорил ее отец?
– Что ты должен, папа?
– И должен проводить с тобой больше времени. Потому что я знаю тебя хуже, чем этот старый продавец книг, – он сел рядом. – Знаешь ли, я его… – он тяжело вздохнул. – Я был зол на него, на тебя, но на самом деле – на себя. Ты сейчас этого не поймешь, я тебе объясню, когда ты вырастешь.
Шаша, конечно, прекрасно все понимала. Но она привыкла, что взрослые думают, что она ничего не осознает.
– Я пошел к нему, к твоему Карлу, и говорил с ним. Я обвинял его, очень грубо, – он покачал головой, – то есть на самом деле я накричал на него и толкнул так сильно, что он споткнулся и упал.
Шаша вскочила на диван.
– Ты помог ему снова встать?
– Нет, я… оставил его лежать.
– Ты такой жестокий! Жестокий человек! Я больше не хочу, чтобы ты был моим папой! – она убежала в свою комнату и сразу же закрылась.
Отец не заставлял Шашу открыть дверь. Он сел перед ней на пол и стал говорить. Так было даже лучше, потому что ему не приходилось видеть презрение на ее лице. Она была для него всем, и каждый день он чувствовал, что недостаточно хорош для нее, недостаточно добр, недостаточно внимателен и недостаточно умен. Сильнее всего было чувство, что он не проводит с ней достаточно времени, а когда проводил – не ценил его. Ему казалось, с каждым днем она отдалялась еще на шаг, становилась все меньше и меньше, детали становились неразличимы. Возможно, это нормально, но ему снова хотелось чувствовать ее сердце и то, за что оно билось.
Поэтому он стал читать.
– Ты всегда говорила мне, что я должен читать книги. Но по вечерам я всегда такой уставший, а на книгу, должно быть, требуется так много времени. Поэтому я не начинал читать. Но твой Карл дал мне книгу. Сказал, что она совершенно замечательная и мне очень подойдет. Она была завернута в… детскую подарочную бумагу, с динозаврами и летающими ящерами. Что это за книга, которая мне подходит? Единственная причина, по которой я не выбросил ее на месте, была в том, что мне хотелось побыстрее уйти. Чтобы никто не мог сказать, что я толкнул старика.
– Но ты это сделал! – прокричала Шаша из своей комнаты.
– Да, верно. Но я не хотел, чтобы кто-то узнал. Дома я развернул книгу и сразу положил ее в ящик тумбочки. Просто чтобы убрать и не видеть ее.
– Почему ты ее не прочитал? Карл знает, какие книги могут помочь!
– Это была детская книжка. Я еще в детстве не стал ее читать, – он приложил ладонь к двери, – но потом я увидел, как ты собираешь книги, которые я выбросил из окна. Я был прав, не пойми меня неправильно, но ты врала мне, неделями. Вместо того чтобы делать уроки! Уходила с продавцом книг. И это притом что я строго запретил. Впрочем, речь сейчас не об этом. Я увидел, как важны для тебя эти книги, и мне стало жаль, что я вышвырнул их.
