– Послушайте…
– Кто вообще эта Шаша? Уж точно не ваша внучка, иначе вы бы знали, в какую школу она ходит.
– Она… – Карл запнулся.
Дежурный схватил его под руку.
– Вы потерялись? Мне позвать к вам кого-нибудь?
– Да… Нет, – ответил Карл, но получилось еще более потерянно. – Я лучше пойду.
– Да уж, давайте. – Дежурный похлопал его по плечу. Карлу представился работник скотобойни, поглаживающий бок лошади, приговоренной к смерти.
Седьмая школа была уже закрыта, поэтому он решил теперь искать Шашу у своих покупателей. И поскольку он уже не мог переносить ее отсутствия, Карл позволил ей снова идти с ним. На ней была желтая зимняя курточка, которая сегодня выглядела совсем как новая. Ее рюкзачок был плотно набит, но она прыгала и скакала, как будто земля под ней была резиновой. Теперь Карл позволил ей говорить с собой постоянно. И отвечал не только про себя.
И отвечал ей не только мысленно.
Сначала он пошел к мистеру Дарси, потому что всегда начинал свой обход с него.
– Мне очень нравится Дарси и особенно его сад, – пояснила Шаша.
– Почему же тогда ты не сказала об этом, когда он показывал нам цветочные часы?
– Глупый старик, – сказала она с нежностью. – Потому что я очень волновалась из-за того, что собиралась передать ему книгу. Думаю, я могу быть в его саду, в том замечательном кресле.
Подходя к дому госпожи Длинныйчулок, Шаша заявила:
– Я определенно здесь.
– С учительницей?
– Она больше не работает в школе. Учителя только в школах плохие. Там дети полностью в их власти.
– Звучит ужасно.
– Так и есть. Ты просто давно уже позабыл. Но госпожа Длинныйчулок сейчас хорошая. Она как дракон, который больше не может извергать пламя. Я могла бы быть у нее, чтобы учиться.
– Не боясь обгореть?
– Наконец-то понял!
Когда они пришли к дому Геркулеса, у Шаши не было сомнений.
– С кем еще мне быть, как не с сильным юношей, который всегда предлагает что-нибудь попить?
– С каких пор ты говоришь «юноша», а не «тип»? – (Порой Карл замечал, что говорит сам с собой, но всегда быстро находил дорогу обратно в свою историю.) – Тип. Юноша. Это все одно и то же. Я начинаю использовать старые слова, чтобы ты меня лучше понимал.
– Спасибо, очень заботливо с твоей стороны.
У доктора Фауста она была, потому что непременно хотела еще раз взглянуть на календарь с щенками, особенно на таксу с сентябрьского разворота. А у Чтеца – чтобы он помог с домашнем заданием по чтению. Когда они почти пришли к сестре Амариллис, Шаша совершенно уверилась, что она за стенами монастыря, ведь ей всегда хотелось быть монахиней (Карл считал это странноватым, но все-таки недостаточно странным.)
У всех Карл спрашивал: «Вы не видели Шашу? Она не заходила?» – но никто ее не видел. Ни к кому она не приходила.
И все были обеспокоены. Потому что Карл не единственный, кто привязался к этому ребенку.
Эффи он оставил напоследок. Или это сделала Шаша, Карл не мог сказать точно. Ощущение было, как будто книга приближается к последней главе и начинается беспокойство, что она не сдержит обещанного ранее.
– С чего мне быть у Эффи? – спросила Шаша. – Она очень грустная, а ее муж меня пугает.
– Ты храбрая. У тебя доброе сердце. Ты хочешь помочь ей.
– У тебя тоже доброе сердце, почему ты ей не поможешь?
– Потому что меня наполняет страх, – ответил Карл и натянул свою шляпу пониже на лоб. – Поэтому я проживаю десятилетиями один и тот же день. Меняются только самые мелочи. Так поступают люди, которые боятся.
– Но я не мелочь!
– Нет, ты, конечно, не мелочь, – сказал Карл, – а теперь звони в дверь.
Она ткнула пальчиком ему в грудь.
– А ты что же, сам не решаешься?
– Просто звони.
Эффи потребовалось время, чтобы подойти к двери (в этот раз она не стояла у двери, а поднялась из подвала). Она выглядела не такой идеальной, как обычно: под глазами круги, а кожа выглядела покрасневшей.
– Господин Кольхофф? Что случилось? Вы никогда не приходите в такое время.
– Вы не видели Шашу?
– Она потерялась?
– Да, то есть я потерял…
Тогда смысл вопроса дошел до него. Что если она потерялась не только для него, а для всего мира? Она пропала? С ней что-то случилось?
– Может быть, вы слышали что-нибудь по радио или читали в газете?
Эффи покачала головой.
– Она не у себя дома?
Страх раздулся в животе Карла, как тяжелый кожаный мяч.
– Она всегда приходит ко мне на Мюнстерплац.
– С ней все будет хорошо. Может быть, она на школьной экскурсии.
– Она бы мне обязательно сказала. Шаша не из тех девочек, кто просто не приходит. На нее можно положиться!
Эффи мягко провела по руке Карла.
– Господин Кольхофф, я бы рада вам помочь и искать вместе с вами. Но я по рукам и ногам… – она не стала продолжать. – Мне очень жаль.
Не говоря больше ни слова, она закрыла дверь. И никто больше не сказал ни слова: Шаша с этого момента молчала.
Этим вечером Карл не носил больше книг.
* * *
Безуспешная прогулка извлекла совсем маленький камешек из жизни Карла, но он укрепил защитную стену. Карл поздно заснул и с утра пропустил дребезжание старого будильника. Когда он проснулся и в изумлении увидел стрелки на циферблате, он быстро оделся и, не завтракая и не побрившись, отправился прямиком к последней из семи школ. Именно там должна была быть Шаша.
Вчерашние посещения школ вызвали у Карла немалый стресс, и он попытался успокоить себя тем, что оказался в окружении книг, которые были сложены в рюкзаках или лежали на партах. Даже если речь шла об учебниках, которые созданы вовсе не за тем, чтобы успокаивать кого-нибудь.
Когда в школе Карла Орфа прозвенел звонок на первую перемену и дети стали стекаться во двор, он встал прямо у двухстворчатой двери и выкрикивал имя Шаши. С каждой желтой курточкой он кричал все громче, с каждой темной кудрявой головой, показывавшейся из-за угла, все дальше вытягивал шею.
В какой-то момент все дети просто вышли, и Карл начал расспрашивать некоторых из них. По крайней мере, так ему казалось. На самом же деле он ругался на них. «Шаша должна быть здесь, скажи сейчас же, где мне ее найти!» Или: «Шаша еще внутри? Она болеет? Ты же должен это знать!»
Никто из детей ничего не знал про Шашу, зато они много знали о том, как побыстрее скрыться от Карла. На этот раз пришел школьный дворник, который прогнал его своей метлой, будто она была крайне болезненным орудием восточного боевого искусства.
