– За прошедшие десятилетия в Экспедиционном Отряде научились управлять ими несколько лучше, – сказала Иеканджика. – Мне тридцать девять.
– Допустим. Ты же не прибыла сюда без доказательств этому, не так ли?
– Можете сравнить мою ДНК с ДНК моей матери, – сказала Иеканджика. – Но это привлечет ненужное внимание. Вы сами послали меня из будущего с несколько более простым доказательством.
– Я послала? – переспросила Рудо, приподымая брови. – Тридцать девять лет спустя я отдавала тебе приказы?
Иеканджика смотрела на молодую женщину, которой в будущем предстояло стать ее женой, пытаясь увидеть хорошо знакомого ей человека в двадцатидвухлетнем офицере, беззаботно разговаривающем с ней. Сравнивала с тем величавым достоинством, которое привыкла видеть в человеке, по факту возглавляющем вооруженные силы Союза.
– Продолжай, – наконец сказала Рудо, небрежно махнув рукой, будто делая Иеканджике одолжение.
– Я знаю Кудзанаи Рудо всю мою жизнь. Она даже взяла меня младшей женой, что меня глубоко тронуло, – заговорила Иеканджика. – А несколько дней назад, ради этой операции, она рассказала мне, что ее имя на самом деле не Рудо.
Лицо капитана Рудо исказилось, и пистолет в ее руке поднялся. Иеканджика смотрела прямо в дуло.
– Я полагаю, что она помнила – именно это и убедило ее в том, что я действительно прибыла из будущего, – сказала Иеканджика. На лице Рудо был ужас. Иеканджика ощутила странное желание защитить эту молодую женщину.
Рудо громко сглотнула. Все молчали.
– Если ты не лжешь, – хрипло сказала капитан Рудо, – то я в будущем назвала тебе имя, так?
– Вимбисо Тангвераи.
Рудо скривилась, но пистолет в ее руке не шелохнулся.
– Я думала, что скрыла следы, – сказала она. – Очевидно, кто-то это выяснил и держал про запас. Такое мог бы сделать спящий агент Конгрегации.
Ствол пистолета в руке Рудо задрожал, палец плотнее прижался к спусковому крючку.
– Вы приказали мне сказать именно это! – ответила Иеканджика. Ее охватили смесь злости и страха.
– Больше ты ничего сказать не можешь?
– Я могу рассказать вам все про ваше будущее, но это ни в чем вас не убедит, – ответила Иеканджика. – Других тайн вы мне не выдали.
– Тогда говорите мне оба, откуда вы на самом деле взяли эту информацию и кто еще об этом знает.
– Двенадцать лет назад вы взяли меня младшей женой, – сказала Иеканджика на языке Шона. – Любая женитьба – вопрос политический, но вы были просто добры ко мне. Стали моим наставником. Среди того, что вам во мне нравилось, было мое свободное владение языком Шона. Вы попросили меня научить вас получше говорить на нем, чтобы избавиться от акцента. Сказали мне, что, когда я говорю на нем, вы вспоминаете детство, тот язык, который слышали, пока росли.
Иеканджика сделала паузу.
– Когда вы еще были девочкой, у вас была любимая песня, «Даи ндири шири».
Рудо снова скривилась. Пистолет в ее руке продолжал дрожать. Если выстрелит, может попасть Иеканджике в плечо, а может, и в голову. Трудно ее в этом винить. Она сама с трудом верила в происходящее.
– Ее все любят, – наконец ответила Рудо на языке Шона, с тенью сомнения в голосе. Ее губы скривились, будто она пыталась найти в себе смелость сказать что-нибудь, чтобы взять ситуацию под контроль.
– Кто он? – спросила она, быстро махнув стволом пистолета в сторону Белизариуса.
– Тот, с кем у вас установятся деловые отношения в моем времени.
– Ты ему доверяешь?
– Нет. Он слишком пронырлив.
– Смешно, что ты взяла его с собой в прошлое.
– Это ваш выбор, не мой, – без эмоций ответила Иеканджика.
– Капрал, почему ты всегда забываешь сказать «мэм»?
Иеканджика долго глядела на молодого капитана, и лицо Рудо наконец смягчилось.
– В моем времени я в звании полковника, – сказала Иеканджика. – Так что все время теряюсь, не понимая, как к вам обращаться. В инструкциях этого не было.
Рудо неуверенно оглядела ее, а затем перевела взгляд на Homo quantus:
– Как тебя зовут, чужак?
– Белизариус Архона.
– Англо-испанское.
– Да.
– Значит, в будущем мы выйдем на контакт с Банками, – сказала Рудо.
– Вы мне верите? – спросила Иеканджика.
– Из-за имени? Или песни? – спросила в ответ Рудо. – Нет и нет.
– Так из-за чего же?
– Твой язык Шона. Слишком хороший, лучше, чем у любого в Отряде; быть может, лучше, чем у кого-либо во всем Суб-Сахарском Союзе. Ты говоришь так, будто говоришь на нем не один год. И французский у тебя со странным акцентом, такой, будто ты учила его задним числом.
– Когда вы посылали меня в прошлое, то не предупредили, чтобы я следила за своим французским.
– Должно быть, это было сделано намеренно, – сказала Рудо.
У Иеканджики мурашки по затылку пошли. Закономерности логики, обмана и причинности начали вставать на свои места. Генерал-лейтенант Рудо сделала это намеренно.
– А что случилось с моим браком с Оконкво и Зиваи? – спросила Рудо.
– Вы ожидаете, что я дам ответ? – спросила Иеканджика.
Рудо опустила пистолет и аккуратно положила его на стол, впрочем, недалеко от себя. Шумно выдохнула.
– Значит, мы узнали, как путешествовать во времени, – сказала она. – И я на тот момент еще была жива.
Иеканджика изо всех сил старалась сохранять нейтральное выражение лица. Было бы уже слишком выплеснуть всю свою боль, рассказать молодой Рудо, что это сделали не «мы», что Архона украл врата времени и выяснил, как ими пользоваться, что, возможно, он и Меджиа – единственные, кто вообще может это делать. Рудо нахмурилась.
– Вы пришли через врата времени, не так ли? – спросила она. – Просто появились на льду, внутри охраняемого периметра, или были там еще до того, как мы его установили?
– Час назад, – ответила Иеканджика. – У вас сохранились некоторые пароли и частоты связи сил безопасности, спустя все эти годы – несомненно, именно ради этого случая. Мы воспользовались ими, чтобы скрыть наше появление.
Рудо долго смотрела на нее, вероятно размышляя, могла ли она сделать подобное, могло ли это вызвать парадокс дедушки.
– Зачем вы здесь? Ведь это опасно, – наконец спросила Рудо по-французски.
Хотя никто из них не любил пользоваться французским, языком нации-гегемона, властвующей над ними, именно сложные глагольные формы и залоги сильно упрощали беседу, и даже спустя сорок лет язык Шона не мог сравниться с ним в этом.
Эта эпоха стала временем рождения Суб-Сахарского Союза в военном деле и науке. Сорок лет скитаний стали повивальной бабкой языкового возрождения и осознания национальной истории Союза. То, что во времена Иеканджики язык Шона еще не завершил свое становление, точно так же, как Союз не достиг независимости в военном плане, лишь означало, что и акт творения еще не завершился.
