— Не знаю. Но вот здесь, сверху, она ничем не прижата. Думаю, я сумею её приподнять.
— Понял, — сказал он.
Они оба поднатужились — и вытащили из земли остальную часть коробки. А на ней — на проржавелой петле — висел замок.
— Дай твой совок, попробую им, — попросил Генри.
Эмма протянула ему совок; он им отчистил от земли петлю, а затем несколькими ударами сшиб замок.
— Я знаю нескольких историков, которые пришли бы в ярость от того, что ты сейчас сделал, — сказала она.
— Тогда очень хорошо, что их тут нет, правда? — спросил Генри беспечно, — Хочешь, предоставлю тебе честь открыть её?
Эмма кивнула и медленно открыла крышку.
Внутри была клеёнка. Она приподняла её и увидела десятки старых фотокарточек какого-то маленького мальчика. На некоторых снимках он был один, на других стоял рядом с какой-то элегантной женщиной, зажато позируя на камеру.
— Это кто? — спросил Генри.
— Без понятия, — сказала она, приподнимая одну из фотографий.
— Нам следует показать это Сидни, — сказал Генри, вытащил свой телефон, набрал её номер, поставил на громкую связь, — Привет, Сид!
— Как у вас там дела? — спросила она.
— Ты сейчас точно рванёшь сюда, в Зимний сад. Эмма и я кое-что нашли, — сказал он.
— И что же это? — спросила Сидни?
— А вот приходи и увидишь, — сказал он.
— Окей, но только перетащите-ка вы эту штуку через стену. Сегодня я не настроена лазить вверх-вниз по всяким лестницам, — сказала Сидни.
— Будет сделано.
Пока он разговаривал, Эмма положила фотокарточки обратно и закрыла крышку.
Генри вскарабкался по лестнице, ведущей из сада, на гребень стены, и встал на верхнюю ступеньку той лестницы, что спускалась со стены наружу. Эмма бросила ему верёвку, другим концом которой обвязала коробку, он принялся рывками выбирать верёвку, поднимая коробку, а она при этом лезла вверх по лестнице, держась одной рукой за перекладины, другой же рукой придерживала коробку, так и норовившую начать вращаться при каждом рывке верёвки. Когда она добралась до гребня стены, Генри слез вниз, она за ним следом.
Эмма как раз спускалась, когда торопливыми широкими шагами, практически бегом, к ним подошла Сидни: — Что вы нашли?
Эмма снова открыла коробку, вынула одну из фотокарточек: — Вы знаете, кто эти двое?
Сидни нахмурилась: — Это моя прабабушка Диана, так что это, должно быть, мой дедушка Роберт, — Сидни начала перебирать фотоснимки, переворачивая каждый оборотной стороной, — Вот, взгляните на это фото. Кто-то на обороте надписал: «Робин, 3 годика».
— Здесь столько фотографий, на которых заснят малыш. Кто бы стал закапывать такое?
— Там есть ещё что-то, — сказал Генри.
Сидни сгребла все фотокарточки в сторону, их взглядам открылось нечто, похожее на содержимое детской коробочки с игрушками. Набор крошечных солдатиков, игрушечный грузовичок, пара книжек, джемперок, пара детских ботинок — на каблук каждого ботиночка пришита птичка-малиновка
[60]…
— Что это за вещи? — спросила Сидни.
— Глядите, там какой-то конверт! — сказала Эмма.
Сидни открыла конверт и вынула из него несколько бумаг. Самым первым в этой пачке листов лежал какой-то документ явно официального вида — входящий номер в верхнем углу, а поперёк всего текста надпись красными чернилами «Копия заверена»:
Дата рождения, место рождения (графство): 12 марта 1939 года, Бристоль
Имя и фамилия ребёнка: Роберт РЕЙНОЛДС
Имя и фамилия: Диана САЙМОНДЗ
Адрес: Хайбери Хаус, Хайбери, Уорикшир
Род занятий родителей усыновлённого ребёнка: домохозяйка
Дата усыновления: 16 ноября 1944 год
— Это неправда, это не может быть правдой, — сказала Сидни, — Мой дедушка не был усыновлён. Его имя вписано чернилами в семейную Библию точно над записью с датой смерти его отца, а совсем недавно, в начале этого года, разбирая дедушкины бумаги, я обнаружила его свидетельство о рождении.
Но стоило Сидни лишь перелистнуть эти бумаги на усыновление на следующую страницу, как всё стало ясно как белый день.
— Чьи это подписи? — спросила Эмма, пальцем указывая на нижний угол листа.
— Диана Саймондс, Стелла Аддертон…
— И Бэт Гастингс? — спросил Генри, — Но зачем моей бабуле было идти в свидетельницы?
— Ты рассказывал, что она была работницей где-то в округе. Она, должно быть, была знакома либо с Дианой Саймондс, либо этой Стеллой. По-видимому, они познакомились, когда хозяйка поместья дала разрешение пропускать Бэт на территорию садов, чтобы та могла делать там свои зарисовки. Ну, те, которые ты мне показывал, — сказала Эмма.
Сидни остекленевшим взглядом смотрела в пространство:
— Я не понимаю.
Эмма молча смотрела, как Сидни круто развернулась на каблуках и помчалась обратно к особняку с коробкой в руках. Эмма с Генри переглянулись и тотчас рванули за ней следом.
Сидни влетела в дом, пробежала вниз по коридору, прямиком в библиотеку. Здесь они нагнали её, встали за её спиной — а она стояла перед высоким резным деревянным аналоем
[61], на котором лежала какая-то огромная книга.
— Это семейная Библия. Записи в ней уходят вглубь веков на семь поколений по линии Хелен Мелькорт, — Сидни рывком раскрыла книгу, и начала вести пальцем вниз по странице, на которой были написаны имена — разными почерками, разными оттенками чёрных чернил.
— Вот, Роберт Саймондс. Это мой дедушка.
Генри вгляделся в текст из-за плеча Сидни: — «Рождён 14 мая 1939 года».
— Сидни, даты не сходятся, — проговорила Эмма, стараясь сохранять спокойствие.
— Но если Роберт Рейнолдс был усыновлён, тогда кто же этот мальчик? — спросила Сидни, пальцем прижимая имя «Роберт» на странице своей семейной Библии
— Генри, помнишь тот рисунок твоей бабушки, на котором под деревом двое мальчиков? — спросила Эмма.
— Так ты думаешь, в годы войны тут было двое мальчиков. Один — Робин, а другой — Роберт, дедушка Сидни, — проговорил Генри, словно читая её мысли.
— Да, этот рисунок у меня в Боу Коттедж, я могу принести его, — мягко сказала Эмма.
