Убитый мужчина лежит на спине. Глаза у него широко раскрыты. Брюки спущены до лодыжек, но нижнее белье на месте. Костяшки пальцев рук ярко-красные от крови, основания ладоней тоже, а также колени и икры. Молния на куртке расстегнута, на ступнях нет одного носка и ботинка. Снег вокруг розовый.
– Вот дерьмо! – Капитан опускается на колени, надевает резиновые перчатки, которые достает из кармана, и внимательно осматривает тело.
Я слышу шаги еще двоих. В круг света вступает мужчина, его сопровождает полицейский в форме. Коп смотрит на мертвеца, резко бледнеет и блюет.
– Боже! – произносит пришедший с ним мужчина.
– Привет, шеф, – обращается к нему капитан.
– Сам или убийство?
– Пока не знаю. Хотя сексуальное насилие налицо.
– Рич, парень в крови с головы до пят и лежит здесь в трусах. Думаешь, его изнасиловали, а потом он сделал себе харакири? – Шеф полиции фыркает. – Я понимаю, у меня нет такого богатого опыта в расследованиях, как у тебя после пятнадцати лет работы в полиции Таунсенда, но…
Я смотрю в свой блокнот. Что сделал бы доктор Генри Ли? Ну, он осмотрел бы раны. Проанализировал, почему кровь только на поверхности – этот розовый оттенок снега, и ни брызг, ни капель. Он заметил бы следы на снегу – одни от кроссовки жертвы, другие – принадлежащие бегуну, который нашел тело. Задался бы вопросом: почему после сексуального насилия на жертве остается нижнее белье, хотя брюки спущены?
Меня трясет от холода. Я топаю ногами в кроссовках, потом смотрю на землю, и вдруг все становится предельно ясно.
– Вообще-то, – говорю я, выходя из тени, – вы оба ошибаетесь.
Рич
Не знаю, почему я обманываю себя уверениями, что успею все сделать за выходные. Намерения у меня самые лучшие, но что-нибудь вечно мешает. Сегодня, к примеру, я собирался залить каток на заднем дворе для своей семилетней дочери Саши. Она живет с моей бывшей женой, Ханной, но время с вечера пятницы до воскресенья проводит у меня, и в данный момент планирует попасть в команду США по фигурному катанию, если не станет поющим ветеринаром. Я думал, Саша с удовольствием будет помогать мне и мы вместе зальем водой брезент, постеленный во дворе и обнесенный загородкой из брусьев, которую я сколачивал целую неделю после работы. Я обещал дочери, что в воскресенье утром она проснется и сможет кататься на коньках.
Но я не рассчитывал, что на улице будет так чертовски холодно. Саша захныкала, как только подул ветер, в результате я изменил планы и отвез ее ужинать в Бёрлингтон. Она очень любит одно кафе, где можно рисовать на скатерти. По дороге домой моя дочурка заснула в машине. Напевая себе под нос песенку из сериала «Ханна Монтана» с любимого диска Саши, я несу малышку наверх, в ее спальню. Это розовая гавань в холостяцкой квартире. Во время развода я получил дом, а Ханна – почти все, что было внутри. И теперь, забирая Сашу от матери, мне странно видеть ее отчима развалившимся на моем старом диване.
Переодеваю сонную дочку в ночную рубашку; она вяло шевелит головой и руками, потом вздыхает, ложится на бок, и я накрываю ее одеялом. Минуту просто смотрю, как она спит. Быть единственным детективом в захудалом городишке – это проигранная битва. Платят мне гроши; я расследую дела настолько мелкие и неинтересные, что о них не пишут даже в местных газетах. Но я делаю так, чтобы мир для Саши или, по крайней мере, этот маленький его уголок становился немного безопаснее.
И потому продолжаю трудиться.
Ну… и еще ради прибавки к пенсии, которую получу после двадцати лет службы.
Спустившись вниз, я беру фонарик и иду к заброшенному катку. Включаю шланг. Если я проторчу здесь еще несколько часов, то на брезент выльется достаточное количество воды, и к утру она, вероятно, успеет замерзнуть.
Не люблю нарушать обещания. Пусть этим занимается моя бывшая.
Я не злопамятен, нет. Просто в моей профессии гораздо проще делить поступки на правильные и неправильные, без переходных полутонов, которые что-то объясняют. Мне ни к чему знать, каким образом Ханна поняла, что ее сердечный друг – не тот мужчина, за которого она вышла замуж, а парень, обслуживавший кофемашину в учительской.
– Он начал приносить мне арахис, – сказала она, из чего я должен был заключить, что это означает: «Я тебя больше не люблю».
Вернувшись в дом, я открываю холодильник и достаю оттуда бутылку пива. Сажусь на диван, включаю игру «Брюнс» по кабельному каналу и беру в руки газету. Большинство читателей сразу открывают раздел биржевых или спортивных новостей, меня же интересует раздел «Развлечения» из-за колонки на последней странице. Я подсел на «Сострадательную тетушку» – так раньше называли колонку с полезными советами по поводу разных жизненных ситуаций. Эта женщина выбрала себе имя Тетушка Эм, и она моя тайная слабость.
Я влюбилась в своего лучшего друга и знаю, что мы никогда не будем вместе… Как мне забыть его?
Мой парень ушел и оставил меня с четырехмесячной дочерью. Помогите!
Может ли быть депрессия у человека в четырнадцать лет?
Две вещи нравятся мне в этой колонке: во-первых, письма туда – это постоянное напоминание, что моя жизнь не такая паршивая, как у других, а во-вторых, кажется, что хотя бы у одного человека на свете есть ответы на все вопросы. Тетушка Эм всегда подсказывает самые разумные решения, как будто величайшие загадки бытия разрешаются путем хирургического отрезания эмоционального компонента и рассмотрением одних только голых фактов.
Ей, вероятно, лет восемьдесят, и живет она со стаей кошек, но, по-моему, Тетушка Эм стала бы отличным копом.
Последнее письмо удивляет меня.
Я замужем за прекрасным человеком, но никак не могу забыть своего бывшего и все время думаю: не совершила ли я ошибку? Стоит ли мне сказать об этом ему?
Глаза у меня расширяются, и я невольно смотрю на подпись. Автор письма живет не в Страффорде, как Ханна, она из Стоу.
«Спокойно, Рич», – мысленно говорю себе, тянусь к бутылке пива и уже собираюсь сделать первый блаженный глоток, как вдруг звонит мобильник.
– Мэтсон, – отвечаю я.
– Капитан? Простите, что дергаю вас в выходной.
Это Джой Уркхарт, новобранец-патрульный. Наверное, мне кажется, но, по-моему, новые полицейские год от года становятся все моложе; этот, вероятно, до сих пор спит в памперсах, а звонит мне не иначе как спросить, где у нас в участке хранится туалетная бумага или еще какую-нибудь подобную глупость. Новичкам лучше бы не тревожить начальство, а я второй по старшинству.
– …Мы тут получили рапорт о трупе и решили сообщить вам.
Я мигом настораживаюсь. Задавать ему вопросы вроде есть ли признаки насильственной смерти или речь идет о суициде, не стоит. Сам разберусь.
– Где?
Патрульный диктует адрес по главному шоссе, рядом с территорией заповедника. Это место зимой популярно у лыжников и любителей ходить на снегоступах.
