На экране боксируют две объемные мультяшные фигуры. Джейкоб двигает пультом, фигура на экране взмахивает правой рукой и бьет своего противника.
– Ха! – восклицает Джейкоб. – Я послал тебя в нокаут.
– Еще нет, – возражает Оливер, поднимает руку с пультом и задевает меня.
Я ойкаю и потираю плечо.
– Ох, черт, простите! – извиняется Оливер, опуская пульт. – Я вас не заметил.
– Это ясно.
– Мам, – говорит Джейкоб, лицо у него оживленное, я не видела его таким уже много недель, – это крутейшая вещь! Можно играть в гольф, в теннис, в боулинг…
– И бить людей, – продолжаю я.
– Вообще-то, это бокс, – встревает Оливер.
– А откуда это взялось?
– Это я принес. Ну, все любят играть в Wii.
Я сурово смотрю на него:
– Значит, вы не считаете хоть сколько-нибудь зазорным без моего разрешения приносить в мой дом игры со сценами насилия?
Оливер пожимает плечами:
– Вы разрешили бы?
– Нет!
– Этим все сказано. – Он улыбается. – Кроме того, Эмма, мы ведь не играем в «Зов долга». Мы боксируем. Это спорт.
– Олимпийский вид спорта, – добавляет Джейкоб.
Оливер бросает свой пульт Тэо:
– Подмени меня. – И мы с ним выходим на кухню. – Как ваше дело?
– Оно… – начинаю я отвечать, но отвлекаюсь на состояние кухни. Пробежав через нее в поисках источника стонов и рычания, я ничего не заметила, но теперь вижу, что раковина забита кастрюлями и сковородами и почти все имеющиеся в доме миски выставлены на рабочий стол. Одна сковорода до сих пор на плите.
– Что здесь случилось?
– Я все уберу, – обещает Оливер. – Просто я отвлекся на игру с Тэо и Джейком.
– Джейкобом, – автоматически поправляю его я. – Он не любит прозвища.
– Он, кажется, не возражал, когда я так его называл. – Оливер проходит у меня перед носом к плите, выключает ее, нажав кнопку, и берет радужную прихватку, которую сделал мне однажды на Рождество Тэо. – Садитесь. Я припас для вас кое-что с ланча.
Я опускаюсь на стул не потому, что Оливер предложил мне сесть, а потому, что, честно говоря, не могу вспомнить, когда в последний раз кто-нибудь готовил для меня. Оливер выкладывает теплую еду на тарелку, которую достает из холодильника. А когда наклоняется и ставит ее передо мной, я улавливаю запах его шампуня – свежескошенная трава и сосновые иголки.
На тарелке омлет со швейцарским сыром. Ананас. Кукурузный хлеб. И на отдельном блюдце желтый кекс.
Я смотрю на Оливера:
– Что это?
– Использовал одну из ваших смесей, – отвечает он. – Безглютеновую. Но посыпку мы с Джейком приготовили из того, что нашлось.
– Я не о кексе.
Оливер садится за кухонный стол и берет с тарелки кружок ананаса.
– Сегодня ведь Желтая Среда, верно? – говорит он так, будто это самая естественная вещь на свете. – А теперь ешьте, пока омлет не остыл.
Я сую в рот кусочек, за ним другой. Съедаю целый ломтик кукурузного хлеба и только тогда понимаю, как я проголодалась. Оливер смотрит на меня, улыбается, а потом подскакивает, как его игровой аватар после нанесенного Джейкобом удара, открывает холодильник и спрашивает:
– Лимонада?
Я кладу вилку:
– Оливер, послушайте…
– Не благодарите меня, – отвечает он. – Правда. Это было гораздо интереснее, чем читать материалы дела.
– Мне нужно кое-что вам сказать. – Я жду, пока он сядет на место. – Я не знаю, как заплатить вам.
– Не беспокойтесь. За сидение с детьми я беру ничтожную плату.
– Я говорю не об этом.
Он отводит взгляд:
– Мы что-нибудь придумаем.
– Что? – настойчиво спрашиваю я.
– Не знаю. Давайте сначала завершим процесс, а там уж решим…
– Нет. – Мой голос падает, как топор. – Мне не нужна ваша благотворительность.
– Это хорошо, потому что я не могу ее себе позволить, – говорит Оливер. – Может быть, вы выполните для меня какую-нибудь вспомогательную работу или что-то отредактируете.
– Я ничего не знаю о юриспруденции.
– Это касается нас обоих, – отвечает он и усмехается. – Шучу.
– Я серьезно. Вы не будете вести это дело, если мы не выработаем какой-то график платежей.
– Есть одна вещь, с которой вы можете мне помочь, – признается Оливер.
Он похож на кота, вылакавшего целую упаковку сливок, или на парня, который ждет под одеялом, когда женщина разденется.
Что за черт! Откуда такие мысли?
Вдруг у меня щеки заливаются краской.
– Надеюсь, вы не собирались предложить, чтобы мы…
– Сыграли в виртуальный теннис? – не дает мне договорить Оливер, протягивает на ладони вынутый из кармана небольшой картридж с электронной игрой и округляет глаза, ну сама невинность. – А что, по-вашему, я собирался сказать?
– Просто чтоб вы знали, – говорю я и беру с его ладони картридж. – У меня сумасшедшая подача.
Оливер
В полицейском участке Джейкоб признался, что выбил зуб Джесс Огилви случайно. Что он передвигал ее тело и на свой лад обставлял в доме место преступления.
Любой присяжный, услышав такое, сделает очень простой и логичный вывод, что это является признанием в убийстве. В конце концов, мертвые тела просто так не валяются где попало, и как еще юному аутисту, одержимому криминалистикой, утолить свою страсть? Вот почему для избавления Джейкоба от пожизненного заключения в тюрьму я возлагаю большие надежды на возможность изъять из дела материалы допроса в полицейском участке, прежде чем их примут в качестве доказательства в суде. Для того чтобы сделать это, нам придется пройти особые слушания, а значит – еще раз, – Эмме, Джейкобу и мне предстоит личная встреча с судьей.
Единственная проблема: в последний раз, когда я видел Джейкоба в зале суда, все прошло совсем не гладко.
Вот почему я весь будто туго закрученная пружина, пока сижу рядом со своим клиентом и мы наблюдаем, как Хелен Шарп допрашивает детектива.
– Когда вы впервые занялись этим делом?
– Утром в среду, тринадцатого января, я получил от парня Джесс Огилви Марка Магуайра информацию о ее исчезновении. Я занялся расследованием, и восемнадцатого января после интенсивных розысков тело мисс Огилви было обнаружено в кульверте. Она умерла от внутреннего кровоизлияния в результате травмы головы, на теле имелись многочисленные ушибы и ссадины, оно было завернуто в одеяло обвиняемого.
