Джейкоб ныряет за занавески и резко разворачивается к нам.
– О боже мой! – восклицает он, и по его лицу расползается улыбка. – Разве это не было восхитительно? – (Я молча смотрю на него.) – В этом и был весь смысл. Они наконец поняли. Я устроил сцену преступления, и копы все разгадали, даже ложный след. – Он тычет меня пальцем в грудь и говорит: – Вы отлично справляетесь.
За спиной у меня Эмма бросается в слезы.
Я не смотрю на нее. Просто не могу. Но говорю:
– Я все исправлю.
Поднявшись с места, чтобы провести перекрестный допрос детектива Мэтсона, я думаю, что вместо этого у нас сейчас будет состязание, кто дальше пустит струю мочи. Он бросает взгляд на Эмму – глаза у нее красные, лицо опухшее – и прищуривается, глядя на меня, как будто в ее состоянии виноват я, а не он. И от этого мне еще сильнее хочется опустить его.
– В первый раз, когда вы говорили с Джейкобом в его доме, детектив, он процитировал вам фразу из фильма «Терминатор», верно?
– Да.
– А во второй раз при встрече с Джейкобом… он порекомендовал вам, какие тесты нужно провести с рюкзаком?
– Да.
– Много?
– Несколько.
Я беру лежащий перед Джейкобом блокнот.
– Он рекомендовал провести тест ДНК с лямок?
– Да.
– И АР-тест с внутренней стороны нижнего белья?
– Вроде бы.
– Люминол?
– Похоже на то.
– А как насчет нингидрина на лежавшей внутри карточке?
– Слушайте, я не помню их все, но, вероятно, это правда.
– На самом деле, – говорю я, – Джейкоб, похоже, знает ваше дело лучше, чем вы.
Мэтсон прищуривается:
– Место преступления он точно знал лучше меня.
– Эти тетради с записями, найденные у Джейкоба… Вы прочли их все?
– Да.
– Что содержится в остальных ста пятнадцати?
– Сюжеты серий «Борцов с преступностью».
– Вы знаете, что такое «Борцы с преступностью», детектив?
– Думаю, надо жить в лесу, чтобы не знать этого. Это телешоу о полицейских расследованиях, которое, вероятно, уже транслируют на Марсе.
– Вы когда-нибудь смотрели его?
Детектив смеется:
– Стараюсь этого не делать. Оно не вполне реалистично.
– То есть дела, которые там разбираются, не настоящие преступления.
– Нет.
– Значит, будет правильно сказать, что сто шестнадцать тетрадей, которые вы забрали из комнаты Джейкоба, полны описаний выдуманных преступлений?
– Пожалуй, – отвечает Мэтсон, – только я не считаю, что описанное в сто шестнадцатой тетради – выдумка.
– Откуда вам это известно? – Я делаю несколько шагов к нему. – На самом деле, детектив, сюжет об исчезновении Джесс Огилви прошел по телевизору до того, как эта тетрадь оказалась у вас в руках, не так ли?
– Так.
– Ее имя упоминалось в новостях, ее родители просили помощи в раскрытии преступления?
– Да.
– Вы показали, что Джейкоб появлялся на местах преступлений и хотел помогать, верно?
– Да, но…
– Он когда-нибудь сообщал вам сведения, которые вас удивляли?
Мэтсон мнется:
– Да.
– Тогда не возможно ли, особенно учитывая личное знакомство Джейкоба с жертвой, что он в этом дневнике не хвастался убийством… а скорее, как в случае с сериями «Борцов с преступностью», пытался помочь раскрытию дела?
Прежде чем Мэтсон успевает ответить, я поворачиваюсь к присяжным и говорю:
– Вопросов больше нет.
Хелен встает из-за стола обвинения.
– Детектив Мэтсон, – говорит она, – не могли бы вы прочесть запись внизу первой страницы тетради?
– Там написано: «РЕШЕНО: мной, за двадцать четыре минуты».
– А внизу шестой страницы?
– «РЕШЕНО: ими, за пятьдесят пять минут… Отлично!»
Хелен подходит к Мэтсону:
– Вы догадываетесь, что означают эти записи?
– Джейкоб говорил мне, когда я впервые увидел, как он пишет в такой тетради. Он отмечал, удалось ли ему раскрыть дело раньше теледетективов и сколько времени на это ушло.
– Детектив, – обращается к Мэтсону прокурор, – не могли бы вы прочесть запись, сделанную внизу четырнадцатой страницы, озаглавленной «В ее доме», с содержанием которой вы знакомили нас раньше.
Он смотрит на страницу:
– Тут написано: «РЕШЕНО: мной».
– Что-нибудь еще примечательное есть в этой записи?
Мэтсон смотрит на присяжных:
– Она подчеркнута. Десять раз.
Тэо
За обедом я замечаю, как мой брат ворует нож.
Сперва я ничего не говорю. Но мне совершенно ясно, чем он занят: оставляет свой желтый рис и омлет, берется срезать зерна с кукурузного початка, а потом сталкивает нож большими пальцами с края стола, чтобы он упал ему на колени.
Мама без умолку трещит про судебный процесс: кофемашина в суде дает холодный кофе; и что завтра наденет Джейкоб; и про защиту, которая будет представлять свои доводы утром. Думаю, ни я, ни Джейкоб не слушаем ее, так как брат мой пытается не шевелить плечами, заворачивая нож в салфетку, а я слежу за каждым его движением.
Когда Джейкоб начинает вставать из-за стола и мама останавливает его резким притворным кашлем, я уверен, что она сейчас спросит его про украденный нож, но вместо этого мама говорит:
– Ты ничего не забыл?
– Можно я пойду? – бормочет Джейкоб и через минуту, очистив тарелку, идет наверх.
– Не понимаю, в чем дело, – говорит мама. – Он почти не ел.
Я быстро запихиваю в рот остатки еды, прошу разрешения уйти и торопливо поднимаюсь по лестнице, но Джейкоба в его комнате нет. Дверь в ванную распахнута настежь. Брат как будто испарился.
Вхожу к себе, и вдруг меня хватают, припирают к стене, а к горлу приставляют нож.
Ладно, хочу только сказать, это не первый раз, когда я оказываюсь в таком сценарии со своим братом, что, мягко говоря, угнетает. Делаю то, что, как мне уже известно, сработает: кусаю его запястье.
Вы, наверное, думаете, что он этого ждал, – нет; нож со стуком падает на пол, и я бью Джейкоба локтем в живот. Он складывается пополам, всхрапывает.
– Какого черта ты делаешь?! – ору я.
– Практикуюсь.
Я подбираю нож и сую его в ящик письменного стола – в тот, что держу запертым и где храню вещи, которые не должны попасть в руки брата.
