Антон отложил папку и задумался. Парашютной вышки на плане «Ленинского пути» не было. На плане «Дальней дачи», конечно, тоже – впрочем, это он и так видел.
Приехал, называется. Попрыгать. На кровати, видимо, прыгать придется.
Блин, подумал Антон, и стукнул кулаком в матрас. Сетка задребезжала, Антон качнулся. Блин, повторил он и отчаянно огляделся.
Всем было не до него. Всем было пофиг. Все были довольны и счастливы: скакали по кроватям, знакомились, хвастались значками и книжками, рассказывали анекдоты и строили богатые планы на предстоящую смену. Как Антон вчера.
В дверь сунулся невысокий рыжий салажонок, еще мельче Антона. Он обвел всех торжественным взглядом и многозначительно сказал:
– Паца.
Восстал в дверном проеме полностью и звонко стукнул в пол футбольным мячиком.
Народ заорал и рванул к рыжему. Тот заорал еще громче и рванул прочь. Из коридора сквозь рокот шагов донесся грохот в двери и вопль:
– Паца, айда в футбол, палата на палату, проигравшим поджопники!
Пойти поиграть, что ли, уныло подумал Антон. Играл он неплохо, во дворе за него скандалила каждая команда. Разок даже в секцию звали. Антон не пошел, потому что хотел в небо. Поэтому и сюда приехал.
Он тягостно вздохнул и понял, что не один. У изножья кровати нерешительно улыбался нескладно длинный курносый парень. Он сказал:
– Не любишь в футбол, да? Там еще мячи есть, наверное. Можно в «квадрат» или в баскет, баскетбольных тоже небось полно.
Гомон вывалился под окна и теперь смещался в сторону футбольного поля. Длинный прислушивался к нему, топчась, будто боевой конь, с трудом удерживающий себя от броска к поющей трубе. Жалеет он меня, что ли, подумал Антон.
– Ага, – сказал он. – Баскетболист, да?
Длинный засмеялся.
– Все так думают, раз шланг такой. Не, у меня плавание. Первый юношеский, победитель областных и тэдэ. Но бассейна тут, кажись, нет, так что надо чем-то еще. Альберт.
Антон, пожимая протянутую руку, представился в ответ и, помедлив, признался:
– А я парашютным… Хотел. Тем более ни фига нету. Ни вышек, ничего.
– Вроде не видать. А какая у вас там подготовка? Прыжки, приседания, батут? Можно их поискать.
– Давай в баскет, – сказал Антон и похлопал по папке. – У меня тут что-то результаты фиговые совсем, надо тренироваться.
Линар подождал, убедился, что звуки в коридоре растворились совсем, как сахар в чае, упал на кровать, раскинув руки, и некоторое время блаженно улыбался. Он был один в огромной палате, совсем один. Не надо ни с кем разговаривать, к кому-то прислушиваться, на кого-то реагировать, кого-то развлекать, кого-то видеть хотя бы краем глаза. Просто лежи сам по себе и радуйся. Хочешь – книжку читай, хочешь – думу думай.
Не хочу, решил Линар и долгую минуту наслаждался мысленной невесомостью – кругом пустота, а он висит посередке и сам пустой и легкий.
Вторую минуту он пытался объяснить себе, что это нормально и правильно. Даже справился вроде с этим, но устал. И чем дольше лежишь, тем сильнее устанешь, понял Линар уныло и с кряхтением сел. Попрыгал задом на сетке, проверяя, правильно ли прикинул частоту колебаний, повертел головой, полистал папку, хмыкнул и пошел изучать пространство.
Пространство было неправильным. Не потому, что крупное и непривычное, а потому, что переделанное – не раз и всегда неумело. Как будто коридор, палаты, лестничные пролеты и этажи целиком многократно перестраивались, и всякий новый раз отщипывал кусок от прошлого. Иногда клок площади или объема. Всегда – клок смысла. Теперь смысл устройства «Дальней дачи» потерялся совсем.
Заинтригованный, Линар промаршировал, считая шаги, по первому этажу от столовой, возле которой спугнул жующего печенюшку тощего дылду, до обитой чумазым коленкором двери в конце левого крыла. Он не ошибся: коридор был сильно у́же и короче, чем на втором этаже, и тем более – чем был построен изначально.
«Потайные комнаты, проходы между стенками и отравленные дротики из решеток вентиляции», – пробормотал Линар, поозирался, убедился, что никто не видит, и оттянул уголки глаз, всматриваясь в сумрак под потолком.
Вентиляционные решетки высмотреть не удалось, зато в высоком дальнем углу над той самой дверью что-то блеснуло. Линар подошел поближе, шагнул вправо-влево, вглядываясь, и убедился, что в стену впрямь вмурована следящая камера. Как в шпионском кино.
Значит, и потайные комнаты могут быть, и ходы, и ядерная лаборатория за дверью, подумал Линар с восторгом, подергал здоровенный кодовый замок на двери и на всякий случай набрал самые ожидаемые комбинации: 0000, 9999, 1985, 1917, 1945. Потом перебрал с 1925-го по 1965-й – логично предположить, что код на замке выставлял сотрудник этой дачи, что он использовал свой год рождения и что лет ему не меньше двадцати и не больше шестидесяти. Ну и обратное написание, от 5691 до 5291, тоже проверил. Потом спохватился, что чувак мог запечатлеть и год рождения своего ребенка, и проверил с 1965-го до 1985-го и зеркалку тоже.
Без толку. Линар растер подушечки пальцев, помятые твердыми рисками колесиков, пожмурился, выдавливая напряжение из глаз, и побрел к выходу. Футбол так футбол.
На середине коридора он остановился, подумал, сделал пару шагов и заглянул в открытую дверь, такую же, как у его палаты этажом выше. За дверью была не палата, а что-то вроде класса для взрослых: зал был неплотно заставлен столами гораздо крупнее парт, а на стене у двери висела школьная доска, явно очень старая и небрежно вытертая.
В середке зала спорили, полусидя на краешках соседних столов, два пацана. Линар махнул им рукой, но они не среагировали, увлеченные дискуссией о пропускной способности слоев атмосферы.
– Фигасе вы медалисты, – сказал Линар со старательным уважением и повернулся, чтобы выйти, но зацепился взглядом за доску, исписанную полустертыми уравнениями.
Он некоторое время постоял, разминая уже исчезнувшие вмятинки на кончиках пальцев, медленно взял мел, дописал несколько строчек в квадратной матрице, в которую упирались уравнения, положил мел на полочку под доской и отошел, изучая результат.
В центре нижней строки крупно горело число 1204, к которому в дописанных Линаром строчках лесенкой сходились такие же числа.
– Ну конечно, – сказал Линар и побежал к двери с кодовым замком.
Юля закрыла папку, подошла к окну и некоторое время, похлопывая папкой по ладони, наблюдала за тем, как мальчишки стайками и поодиночке слоняются по двору, поглядывая на старательно изображающих незаинтересованность девочек, разделившихся на две кучки. Это здорово напоминало картинку из жизни микробов или там вакуолей в окуляре микроскопа. Вакуолью я точно не буду, решила Юля.
Конечно, ставить себя в коллективе надо сразу, но сейчас лучше было выждать. Девочки от меня никуда не денутся, а к мальчишкам сперва лучше бы присмотреться издалека, решила Юля. Она снова открыла папку, изучила схему дорожек и треков, быстренько переоделась в спортивный костюм, спустилась и деловито прошла через двор, не обращая внимания на пренебрежительные взгляды, подсвистывания и иронические замечания. Костюм у нее был отличный, фигура тоже, пусть и, по словам мамы, не совсем еще сформировавшаяся, – так что хоть обсвиститесь. А замечания – это хорошо. Лучше быть заметной, чем никому не нужной.
