– Мама, папа, ну я вас умоляю, ну пожалуйста, останьтесь! Хотите, на колени встану? Без вас я не уеду, и что же мне дальше делать? Работать на приблатненных чекистов? Да я лучше сдохну! Вы этого для меня хотите?!
– Сынок, ты не горячись, успокойся, ничего еще не решено, – примирительно сказала мама. – Вот приедем в Москву, подумаем вместе и обязательно найдем выход. Обязательно!
– Есть выход, – решительно выдохнув, вдруг вклинился в разговор отец. – Я его сегодня ночью придумал. Даже матери еще не говорил. Отличный выход для нас всех, но, думаю, он тебе не понравится.
– Откуда ты знаешь? Может, понравится? Ты скажи, я сейчас на все согласен.
– Ну хорошо, сынок. Мы готовы уехать из России и жить с тобой там, где ты пожелаешь. – Мать недоуменно всплеснула руками, а я от радости аж подпрыгнул. – Подождите, подождите, дайте договорить… – беспомощно и совсем по-стариковски произнес отец, подождал, пока все успокоятся, и продолжил: – Мы готовы, но… при одном условии…
– Любые, любые условия, папа, только бы мы были вместе! – перебил я его, счастливый.
– Подожди, сначала дослушай. Ты ведь имеешь сейчас полный доступ к коду Sekretex?
– Конечно, я всегда его имел, даже когда они думали, что мне его закрыли. Но я не понимаю, к чему ты клонишь…
– Подожди, ответь еще на один вопрос, и я все объясню. Они же, наверное, скопировали код и к копиям ты доступа не имеешь?
– Обижаешь, пап. Скопировали, конечно, но это им ничего не даст, я там защиту хитрую поставил. Любая несанкционированная копия сначала начинает слегка глючить, потом перестает работать, а после и вовсе самоуничтожается.
– Я так и думал, – с гордостью произнес отец. – В меня, в меня ты пошел, Ванюша, в плане изобретательности, уж не знаю, к сожалению или к счастью. И поэтому, поэтому… – он замялся, достал трубку, минуту ее раскуривал, хлебнул пару раз дыма, но все-таки решился: – …поэтому сотри ты на фиг этот код. Сотри так, чтобы ни одна сволочь не могла его восстановить! И тогда, Ваня, мы будем жить с тобой там, где скажешь. Тогда смысл в этом появляется. Я понимаю, сложно, душу ты вложил в свое детище, без души такие вещи не получаются. Это как ребенка убить. Но знаешь, скажу тебе страшное: есть такие дети, которых стоит убивать, того же Гитлера, например, или Чикатило. Послушай меня, послушай своего старого и отсталого, как ты думаешь, отца. Твой Sekretex принесет массу бед и погубит человеческую цивилизацию. Я в этом абсолютно уверен. Ты джинна из бутылки выпустил, и сейчас последний шанс загнать его обратно. Вот тогда мы вместе уедем за границу. Гэбэшники нам, конечно, твоего подвига не простят, поэтому придется уехать. Но хоть понятно будет, ради чего.
Он действительно предлагал мне убить собственного ребенка. Чудовищный, бессердечный выбор – родители или дети. И он предопределен, к сожалению. Люди всегда выбирают будущее, выбирают детей. Мучаются после, но выбирают. Чтобы потянуть время и от растерянности я стал молоть всякую чушь.
– Но… но… на что мы будем жить и где? Денег ведь не останется. Меня разорят, процесс IPO уже запущен, по судам затаскают…
Я запнулся. Родители или дети, прошлое или будущее? Выбор был невыносим, он сломал меня, я его уже сделал, но он меня сломал… Я сорвался, у меня снесло крышу, отказали тормоза, и я буквально впал в истерику.
– …да вы просто мне завидуете! – завизжал на всю яхту. – У самих духу не хватило что-то сделать. Отцу в Принстоне лабораторию предлагали в восемьдесят девятом, а вы отказались. Потому что трусы! Ни на что никогда не могли решиться со своей вшивой интеллигентностью. Ну как же, там все чужое, сотрудников в Москве бросить нельзя, Ванечка русский язык забудет. Да лучше бы я не знал его никогда. Что он мне дал, этот ваш русский язык, – гэбэшных кураторов?! Все это дешевые оправдания собственной лени и трусости! А теперь вы хотите мою жизнь засрать?! Не позволю, не дам, не допущу! Катитесь оба в свою гребаную Москву, в свой гребаный убогий Леонтьевский переулок и смердите там, пока не сдохнете. А я другой! Я смог, я решился, и мне удалось… А вы давайте, катитесь, видеть вас больше не могу!
Линда повисла на мне, пытаясь своими маленькими ручками зажать мне рот. Мать рыдала и трясла головой. Мол, нет, нет, нет, это невозможно, это не их сын, не их добрый и хороший мальчик Ванечка. А отец с каменным лицом все хватался за чемоданы. Они падали у него из рук, но он, как робот, снова поднимал их и снова ронял. Не позволял никому из команды помогать ему. Поднимал и ронял, поднимал и ронял…
Они уехали. Минут десять я бился на груди у Линды, бессвязно выкрикивая какие-то гадости, а потом успокоился и понял, что натворил. Ужаснулся, бросился звонить родителям, но они не отвечали. Тогда я рванул в аэропорт, строча по дороге эсэмэски с извинениями. Не успел. Они уже прошли пограничников. Пока покупал первый попавшийся билет, пока регистрировался и проходил таможню, их самолет улетел. Улетело оскорбленное мною прошлое, а я остался с будущим. С Sekretex – и еще с чувством вины. И с Линдой.
* * *
Смириться с происшедшим было невозможно, поэтому через несколько дней я вернулся в Москву. Опять писал эсэмэски и электронные письма с извинениями. Караулил у дома в Леонтьевском, приходил к матери в больницу и в институт к отцу. Несколько раз мне даже удалось их отловить, но они просто прошли мимо, не обратив никакого внимания на мои вопли. Но я не успокаивался, все гонялся за ними, и в конце концов отец мне ответил:
– Прекрати юродствовать, Иван, мы с матерью все решили. Мы никуда не поедем. За нас не беспокойся. Это сын за отца не отвечает, а отец за сына должен. И я отвечу, если спросят. И буду считать это справедливым. Поэтому веди себя достойно. Хочешь уезжать – уезжай. А нас оставь в покое. Мать пожалей, если хоть капля совести осталась. У нее сердце больное…
Больше попыток объясниться с родителями я не делал. Работал на автомате, готовился к IPO, но из России не уехал и почти перестал спать по ночам. Я искал выход и не находил его. То, что я потерял двух самых дорогих мне людей навсегда, было ясно. Но позволить, чтобы их сгноили в тюрьме, я не мог. И погубить дело всей своей жизни тоже не мог. Я ничего не мог. Время выхода на биржу неумолимо приближалось, нужно было что-то решать… Вместо этого от тоски я запил. Незаметно так. Сначала виски, чтобы уснуть. Потом снотворное, потом виски и снотворное… Линда долго молча наблюдала за моими страданиями, но как-то раз, увидев меня с очередной бутылкой в руках, не выдержала и заговорила.
– Знаешь, Ваня, – произнесла она решительно, – мне кажется, твой отец прав.
– В каком смысле?
– В прямом. Ты только пойми меня правильно, я в любом случае сделаю, как ты захочешь, но я много думала над его словами – и, похоже, он прав. Давай сотрем Sekretex от греха подальше.
– Ты с ума сошла? Это же бред голимый! Запомни, Трамп – историческая неизбежность. Все ведущие аналитики сейчас на эту тему распинаются. Мы не при делах. У нас только миллионы счастливых пользователей и новый уровень свободы человека. Да у меня почта скоро лопнет от благодарственных писем! Ты почитай…
