Большая картонная коробка, набитая тем, что он собирался выбросить, уже переполнена, однако, он засовывает туда и это, а затем неловко встаёт с пола, где сидел в позе лотоса, и приминает ногой верхний слой. Кряхтя, он поднимает коробку, подносит её ко входной двери, прислоняет к стене и подпирает коленом, открывает дверь и ставит коробку ко всему остальному, о чём уже никогда не пожалеет. Он выпрямляется, и чувствует напряжение в пояснице. Он устал. Ничего удивительного. Он — последний из Могикан. Потому и приходится вкалывать. С раннего утра он сортирует, выбрасывает, откладывает. То, что он всё ещё здесь — попустительство юристов. Думая об этом с отвращением, он стремится быстрее покинуть дом. Но сегодня его ни на что больше не хватит.
Он закуривает сигарету, прислоняется к стене и наблюдает за тем, как сквозь тёмные ветви гималайских кедров льётся дождь, прислушивается к шёпоту дождя. Он «переболевает» из-за Сьюзан. Именно «переболевает». Не из-за денег. Не из-за дома. Дом полон привидениями, и он уже не может здесь спать. Он ни за что не остался бы здесь. Однако, мысль о том, что дом достанется чужим людям, ему противна. Однако, это всего лишь сентиментальность, которая ему столь же противна. Этот дом, как и все остальные, состоит из гвоздей и досок, перекладин и кирпичей, проволоки и труб. Если он и несёт в себе нечто большее, это нечто большее Джуит может забрать с собой. Вместе со всем остальным? Он состраивает гримасу. Ему лучше забыть об этом как можно скорее. Если он сможет.
Теперь он слышит поступь чьих-то шагов. Кто-то поднимается сюда по ступенькам с улицы. Он подходит к перилам крыльца, нагибается и с недовольством всматривается сквозь ветви. Если это Элизабет Фэйрчайлд, он может не выдержать и сорваться. Однако, это не долговязая женщина. Это толстый мужчина в светлом дождевом плаще и надвинутой на лоб шляпе. От усилий, с которыми он поднимается по ступенькам, у него одышка. Он то и дело приподнимает оплывшее лицо с голубым подбородком в надежде когда-нибудь увидеть конец этой лестницы. Он замечает Джуита, на мгновение останавливается и машет ему рукой, похожей на тюфяк, приветливо улыбаясь. Сказать «Привет!» ему не хватает дыхания.
— Что, чёрт возьми, ты здесь делаешь? — спрашивает Джуит.
— У тебя не работает телефон, — тяжело дышит Морри, опускает голову и с трудом поднимается по оставшимся ступенькам.
— Ты же должен быть в Австралии, — говорит Джуит.
— Да. Скажу тебе. Одну вещь. — Морри стоит на крыльце и пыхтит. — Погода здесь. Ужасная. Там лучше. — Он косится на Джуита. — Ты отращиваешь бороду?
— Хочу исчезнуть под её покровом, — говорит Джуит.
— Тебе и без неё удалось исчезнуть.
Морри, наконец-то, взошёл на последнюю ступеньку. Теперь он протягивает Джуиту руку, и тот жмёт её.
— Я убил столько времени, чтобы тебя найти. В конец концов, в «Блэкбёрд Продакшнз» мне дали вот этот адрес. — Морри смотрит в дом через открытую дверь. — Как твоя сестра? Мне сказали, она больна и ты ухаживаешь за ней. Сказали, что ты проводишь большую часть времени здесь, поэтому и оставил здешний телефон.
— Так было, когда я у них работал, — говорит Джуит. — Я забыл, что они знают этот адрес. А, может, не забывал. Наверное, поэтому и отключил телефон. Моя сестра умерла.
— О. — Толстое лицо Морри сделалось грустным. — Мне жаль.
— Теперь я чищу дом от разной фамильной рухляди. А после этого я уеду.
— Не уезжай, — говорит Морри. — Я раздобыл для тебя такие рекламные ролики, которые засыпят тебя чеками по колено. Кстати, — вспоминает он, расстёгивает плащ, засовывает руку во внутренний карман пиджака и извлекает оттуда конверт, который протягивает Джуиту. — Это остатки, — говорит он. — Конечно, ты заработал на «Тимберлендз» огромные деньги, но… — он пожимает плечами и механически улыбается, — и верёвочка в хозяйстве пригодится, верно?
— Он вытирает ладонью толстую шею, снимает шляпу и стряхивает её. — Послушай, не нальёшь ли ты мне чашечку кофе, или, может быть, виски, чего-нибудь на твоё смотрение?
— Ясное дело, Морри. Прости.
Джуит проводит его в гостиную комнату, заставленную кипами бумаг, и закрывает дверь. Последние дни тепло бывает только на кухне. Они садятся за кухонный стол и пьют кофе. За весь сегодняшний день, он не съел и не выпил ничего, кроме этого кофе — поэтому у него кружится голова.
— Деньги от «Тимберлендз» я потерял.
— Ты же хотел купить пекарню, — говорит Морри.
— Я вложил их по принципу «как быстро стать богатым». — Джуит выбрасывает окурок и закуривает новую сигарету. — Но быстро стал богатым кто-то другой.
— Послушай, — говорит Морри. — Не беспокойся. Я откопал тебе такую вещь. Реклама нового аэрозольного очистителя, так? «Зинг»? «Зэп»? Что-то такое. Самая громкая рекламная кампания хозяйственных товаров за всю историю мира! Ты будешь Капитан Ванной. Это покруче Кэти — Стирающей Леди.
— Спасибо, не надо, — говорит Джуит.
Скупщиком антиквариата оказался весёлый розовощёкий сорокалетний парнишка чуть выше полутора метров ростом. Светлых крашеных волос на макушке у него уже не было, но он отрастил их длинными по бокам, зачесал их на лысину и укрепил лаком. Теперь на них сверкали капли дождя. Вязаный ирландский свитер вполне подходит образу маленького мальчика, который, должно быть, старается поддержать скупщик. Поверх свитера синий пиджак с латунными пуговицами. И на серых фланелевых брюках — с которыми никогда не расставались ни мистер Грэй, ни мистер Ле Клер, и на серых замшевых ботинках следы дождевых капель. В руках у него бокал вина, из которого обыкновенно пила Сьюзан. Он смотрит на циферблат старинных часов под широким свесом. Это медный циферблат с серебряными римскими цифрами.
— Вы были правы, они прекрасно сохранились. — Он поджал уголки мальчишеских губ в сдержанной улыбке. — И они действительно древние. Вы ошиблись только на пять лет. Эпплуайт перестал выпускать часы с таким свесом в тысяча семьсот двадцать пятом.
Он смотрит на Джуита голубыми глазами, потягивает вино и поводит бровью.
— Надо ли вам спешить с их продажей? Видите ли, у нас, в Калифорнии, такие часы попадаются. Вот если бы вы продавали их в Вашингтоне — там их сочли бы большой редкостью. Там бы дали за них пять или пять с половиной тысяч. Я не могу предложить вам больше трёх тысяч.
Джуит снова пьёт вино на голодный желудок.
— Четырёх.
— Трёх пятисот, — улыбается скупщик.
— По рукам, — говорит Джуит и так энергично трясёт коротышкину руку, что тот пугается. Эндрю Джуит, наверное, так и поступил бы. Если, конечно, забыть о том, что Эндрю Джуит сошёл бы в могилу прежде, чем расстался с этими часами. А, собственно, так и получилось.
Погода наладилась. «Всё прекрасно, солнце ясно». Но холодно. Входная дверь открыта. Джуит стоит посреди гостиной с чемоданами в обеих руках, теми самыми, которые он купил для нью-йоркской поездки Сьюзан. Это не его чемоданы. Они принадлежат особняку. С другой стороны, он оставляет здесь — о, неужели оставляет? — новый цветной телевизор. За который он платил сам. Так что с особняком он в расчёте. Он оставляет здесь и магнитофон, и проигрыватель, и кассеты, и книги. Идёт канун Рождества. Вот если бы у него был способ подарить всё это Лэрри Хэйкоку. Но такого способа нет. Поэтому, все эти вещи достаются собакам. Он пьян. Борода его чешется, и он ставит чемоданы на пол, чтобы почесать её и закурить сигарету. После этого он хлопает себя по карманам, где должен лежать конверт с ключами от дома. Вот он. Он вынимает конверт, смотрит на него и засовывает обратно в карман дублёнки. Он загибает пальцы. Свет, газ, вода, почта — он уведомил всех. Двери и окна закрыты и заперты — кроме входной, в проёме которой он видит звёзды на тёмно-синем холодном небе. Среди бесконечного хлама он отыскал серебряную флягу для виски, которую брал с собою его отец, когда шёл смотреть футбольные матчи зимой. Он отмыл и наполнил эту флягу. Теперь она лежит во внутреннем кармане его пиджака. Он достаёт её, отпивает, закручивает крышку, кладёт обратно и, с сигаретой во рту, выносит поклажу на крыльцо. Он снимает замок с собачки, чтобы дверь заперлась, когда он её захлопнет. «В последний раз», — произносит он про себя с наигранным сентиментальным надрывом. Он берёт чемоданы и спускается вниз по ступенькам, на которые падают отблески уличных фонарей.
