Джуит кивает.
— Да, я хорошо знаю Долана. Но что будет с Лэрри? Я удивлён. Он всегда казался мне таким добрым, хорошим мальчиком. — Джуит слегка улыбается. — Вроде тебя.
— На него составили обвинение. Никому не нравится, когда люди стреляют друг в друга. Но адвокат Лэрри сказал, что они не смогут завести дело. — Билл стряхивает пепел в раковину. — Долан настаивает на том, что это несчастный случай. Свидетелей не было. Мать повела детей в кино. Обвинитель считает, что Долан лжёт. Не нужно иметь девяносто баллов, чтобы понять, когда Долан лжёт. Но он не собирается менять показания.
Билл качает головой и отпивает виски.
— Могу сказать одно — Долан боится. Наверное, он боится того, что может рассказать Лэрри. Но Лэрри тоже напуган. Думаю, никто так и не узнает, что между ними произошло.
Билл открывает кран, тушит сигарету струйкой воды, затем открывает дверцу под раковиной, выбрасывает окурок и закрывает дверцу.
— Как бы там ни было, адвокат считает, что суд не состоится. И им придётся отпустить Лэрри.
— Когда это случилось?
Джуит встаёт со стула. Он наливает себе ещё виски, доливает в стакан Билла и завинчивает крышку. — Почему Лэрри ничего не рассказал Шерри Ли?
— Наверное, для семейного совета это слишком серьёзно — когда сын стреляет в отца. Шерри Ли вне себя от Лэрри. Она только о Долане и печётся. Куриные мозги. — Билл морщит лоб. — Когда? Неделю, а может, дней десять назад.
Джуит мысленно отчитывает дни. Правильно. Десять дней. Он отдал Долану деньги и не приехал на встречу с Лэрри. Он удивился, что мальчик не звонит, не объявляется. Но он благодарил судьбу. Он боялся встречаться с Лэрри. Что бы он сказал? Только не правду. Если бы Лэрри узнал правду, он бы совершил какой-нибудь безумный поступок. Но он всё-таки узнал её. Долан не мог не похвастаться. И Лэрри совершил безумный поступок. Джуиту стало плохо. Будь у Долана за всю его жизнь хоть один пистолет, который бы не стрелял криво, его бы уже в живых не было. — Могу ли я чем-то помочь? — спрашивает Джуит Билла. — Послушай, — Билл допивает виски и ставит пустой стакан на буфет. — Забудь об этом. Ты и так уже слишком много сделал для Хэйкоков. Слишком много. Они выпьют всю твою кровь. Я уже говорил тебе. Поэтому я и порвал с ними.
— Правда, теперь ты к ним снова вернулся, — уточняет Джуит.
— Да, но я не мог не вернуться. Мне позвонила Шерри Ли и сказала, что Долан при смерти. Разве я мог это пропустить? — Проходя мимо Джуита, он дотрагивается до его плеча. — Мне нужно идти.
Джуит встаёт и провожает его до входной двери. Билл смотрит на коробки с книгами и кассетами, магнитофон и проигрыватель.
— Я думал, ты собираешься переехать в пекарню.
— С пекарней у меня ничего не вышло, — говорит Джуит. — В «Тимберлендз» я уже не снимаюсь. А без этих денег пекарню я купить не смогу.
Билл останавливается. Рука его держит дверную ручку. Он удивлённо смотрит на Джуита.
— Но тебя всё ещё показывают. Я же смотрю.
— Смотри дальше. Как только Ти Джей узнаёт, что Дядя Юлиус непременно нужен ему живым, Дядю Юлиуса убивают при таких обстоятельствах, что подозрение падает на Ти Джея, который как раз невиновен. Но ему очень долго приводится это доказывать.
— Господи. — Билл хватается за голову. — Ты потерял сестру, потерял работу, потерял пекарню. Что за новости?
Он отворяет дверь, и в дом врывается шум дождя.
— Не говори никому, где я, ладно?
Билл ступает на крыльцо.
— Ты хочешь тут спрятаться? — Он щурится на тусклый свет фонаря, что висит над крыльцом. — Но почему? Тебе в самом деле так надоело играть?
— Мне надоели многие вещи. — Джуит вынимает конверт из почтового ящика. — Не делай мне ещё хуже, ладно?
Он засовывает конверт в расстёгнутый нагрудный карман на жакете Билла.
— Это твоё. У меня нет на это никаких прав. Мне не нужно то, на что я не имею прав.
Билл смотрит на белый уголок конверта, который виднеется из кармана. Затем на Джуита. На глазах у него слёзы. Он открывает рот, желая что-то сказать. Он поднимает руку, но она падает, и он резко поворачивается и выходит на крыльцо. Его армейские ботинки гулко ступают по деревянным ступенькам. Сойдя с крыльца, он останавливается и поворачивается спиною к дождю. Джуит уже не видит его.
— Прости, — говорит Билл, и его шаги удаляются вниз, шлёпая по мокрым ступенькам по ступенькам, в сторону улицы, откуда сквозь тёмные ветви гималайских кедров едва пробивается мерцание фонарей.
Акмазян недоволен церковью Св. Варнавы. Он повесил пальто с каракулевым воротником на спинку самой дальней скамьи и там же оставил фетровую шляпу. Он расхаживает по церкви и недовольно смотрит на всё, что его окружает. В торжественном чёрном бархатном костюме он протискивается между скамей и собирает зелёные и жёлтые пластмассовые вёдра, расставленные настоятелем в прошлый раз. С тех пор, как Джуит виделся с настоятелем, дождей не было. Но, видимо, не было и служб. Каждое ведро Акмазян выносит в проход, а затем, когда все они собраны, ставит вёдра одно в другое. Воды в каждом из вёдер на донышке. Два ведра, в которых воды набралось больше, чем в остальных, Акмазян относит в вестибюль. Джуит открывает ему дверь, и Акмазян выплёскивает воду в канаву. Оба смотрят на небо. Там низким потолком нависают тёмные тучи. Акмазян сдвигает на пару дюймов вверх обшлаг рукава, чтобы посмотреть за часы-дублон. Он оборачивается к Джуиту с пустыми вёдрами в руках.
— Видные деятели искусств с мировым именем стоят обеими ногами в вёдрах с водой — забавно, правда?
Он заходит обратно. Джуит отпускает дверь и она закрывается с гулким звуком, который отдаётся эхом под сводчатым потолком. С тем же звуком захлопываются и двери вестибюля. Вместе с вёдрами, составленными одно в другое, Акмазян идёт к алтарю, открывает алтарные ворота и идёт к двери, откуда во время службы должен выйти священник. Интересно, переоденет ли священник свои грубые замшевые ботинки, когда выйдет на службу в сутане, думает Джуит. Наденет ли он сутану вообще? Акмазян открывает дверь.
— Пожалуй, я оставлю их здесь. А если они вдруг срочно понадобятся, что ж, побегаем снова, порасставляем. Устроим себе развлечение.
Вёдра со стуком опускаются на пол. Акмазян появляется снова и закрывает за собой дверь.
— Сьюзан нашла бы это забавным. — Он осматривает церковь и качает головой. — Уж больно она запущенная, вы не находите? Эти кусочки картона в окнах.
— Это была её церковь, — говорит Джуит.
Акмазян порывисто вздыхает и сходит с алтарных ступеней со сдержанной улыбкой.
— Да, конечно. Это самое главное.
Он морщит лоб и пересчитывает скамьи пухлым пальцем, прикидывая, насколько вместителен пустой зал. — Надеюсь, места хватит для всех.
За то короткое время, которое ему предоставил Джуит, Акмазян сделал всё возможное для того, чтобы мир узнал о своей потере. Акмазян говорит, что желающие проводить Сьюзан в последний путь прилетят из Рима и Токио, Парижа, Лондона, Хельсинки. Джуит решил, что он преувеличивает. Акмазян благоговейно называет имена, которые не говорят Джуиту ничего, но которые, должно быть, что-то значат. Интересно, произвело бы это впечатление на Сьюзан? Как бы там ни было, во время поездки в Нью-Йорк она процветала. Слёзы чуть не навернулись ему на глаза, когда он подумал, сколь короткое время Сьюзан могла наслаждаться тем, что она знаменитость — если вообще этим наслаждалась. Должно быть, Акмазян не погрешил против истины. Прислали море цветов. Цветы покрывали весь алтарь и алтарные ступеньки. Такое же море цветов у Оуэнса и Юинга, в комнате, где в деревянном гробу покоится исхудавшее тело Сьюзан. Джуит приказал закрыть гроб. Всю жизнь она терпеть не могла, когда на неё глазели. Он не желает делать её предметом обозрения для незнакомцев. Как будто она могла об этом узнать. Акмазян начинает снимать цветы с алтаря.
