— Предупредили меня. Сценаристы, Шумахер. Они пришли ко мне и сказали, что ты выбиваешься из общего русла. Я сказал им, что надо подождать. Зрители всё ещё скучают по старику Джаду. Я сказал, что они привыкнут к тебе. Полюбят тебя. Захотят носить майку с твоим лицом.
Зигги вздыхает, и его голова падает на подушки, а глаза закрываются. Он, словно, умер. Слабым и сонным голосом онпроизносит:
— Но они не хотят. Рейтинг не врёт. А я не могу получать доллары с центами.
На мгновение он открывает глаза и улыбается.
— Ты меня простишь? — словно, умоляет он. — Я пытался.
— Мне нечего прощать. — Джуит поднимается на ноги. — Я и сам чувствовал себя не в своей тарелке. Просто я старался сыграть как можно лучше. Ты предоставил мне возможность, и я тебе благодарен. Это было по-настоящему щедро.
Зигги не слышит. Он спит и посапывает.
— Не беспокойтесь об этом, — говорит Молодой Джо.
В этот послеполуденный час туманно и холодно. Джо сидит на недавно окрашенной, но старой и покосившейся карусели в небольшом парке в квартале от пекарни. Он в куртке с капюшоном. Когда-то Джуит и Джой запускали здесь воздушных змеев. Или сидели рядом на шатких скамейках, наблюдая, как ребятня играет в бейсбол. Он вспоминает биту, перетянутую липкой лентой, размером с малолетнего игрока, и пухлый серый мяч с отслоившейся обшивкой. Джуиту было скучно, а Джою смешно — Джуит редко видел, как Джой смеётся. Это было приятное зрелище, поэтому он сидел рядом и не жаловался.
— Вы и так внесли очень большую сумму.
Молодой Джо ставит ногу на вытершийся асфальт и отталкивается ей от земли. Он поднимает ногу, и карусель медленно описывает круг. Когда она останавливается, он снова отталкивается ногой от асфальта. — Вы рисковали. Почему вы должны рисковать один? Забудьте про обеспечение ежемесячных выплат. Процентов будет достаточно. Дела в магазине всегда шли очень неплохо. Волноваться не о чем.
— Это очень щедро, — говорит Джуит.
Джо проезжает полный круг и слезает с карусели. — Мне жаль, что вам не повезло. Похоже, в вашем бизнесе наперёд ничего не знаешь.
Из тумана на детскую горку опускается чайка. Джо качает головой.
— Мы все считаем, что вы произвели настоящую сенсацию.
Спустя неделю после заупокойной службы по Ричи Коуэну в той нищей церкви, Джуит отправился в поход в одиночку. Далеко за горами было небольшое озеро. На его берегу стояли четыре хижины для туристов и ветхая лодочная станция. Это местечко окружали высокие сосны, а вела к нему объездная дорога, поэтому там никто особенно не бывал. Эндрю Джуит брал его с собой два или три раза в двадцатых годах, когда Джуит был ребёнком. Он учил его плавать — «в чистой воде безо всяких там химикатов» — учил грести, учил ловить рыбу. Рыбы в этом маленьком озерце было великое множество. Джуит научился рыбачить, однако ему всегда было больно смотреть, как окровавленная рыба задыхается на дне лодки. Позже он привёл на озеро Ричи — не для рыбалки.
Хижины были пусты. Беззубый сухопарый старик, присматривавший за хижинами и лодками, был дружелюбен, но при этом себе на уме. Ту единственную ночь, когда они были вместе, Джуит и Ричи провели на раскладушке в дощатой хижине. Вольные курить сколько им вздумается, они накурились до лёгкой одури. К днищу бутылки красного, которую они принесли с собой, прилипли листья. Весь день они катались вдоль берегов озера на одной из тех четырёх прохудившихся лодок, что были на станции. Озеро извивалось. В самом дальнем его конце, откуда не было видно хижин, они разделись, залезли в воду, поплавали и побарахтались на отмелях, возбудились и вылезли на берег, чтобы излить сладкое томление, лёжа под высокими соснами в мозаичных отблесках солнца. Они лежали нагишом на голой земле, и большие чёрные муравьи то и дело кусали их. Когда уже в сумерках они вернулись обратно, старый лодочник неодобрительно усмехнулся съестному, которое они принесли с собою в консервных банках. Он накормил их свежей рыбой, которую только что поймал и пожарил на углях у себя лачуге. Она была бесподобно вкусной.
Джуит вернулся туда потому, что встревожился — он почему-то ничего не чувствовал по поводу Ричи. Он не плакал, когда тот погиб. За все те часы, что он проводил в школе и дома, он едва ли думал о Ричи. Это было неправильно и бездушно, и он решил, что с ним происходит что-то ужасное. Случилась трагедия. Он потерял человека, которого любил, потерял навсегда, но относился к этому, лишь как к холодному факту. Плохо уже одно то, что он голубой. Но не испытывать никаких чувств — это уж слишком. По ночам он пытался заставить себя заплакать. Но глаза оставались сухими. В отчаянии, он поделился с отцом. Не об отношениях с Ричи. О своём беспокойстве.
— Ричи был моим лучшим другом. Что со мной происходит?
— Может быть, тебе это только казалось, — сказал отец. — Иногда в юности мы не понимаем того, что чувствуем.
Поэтому он снова решил пойти в поход к озеру, ведь там они провели с Ричи лучшие минуты в их жизни. Снова была поздняя осень, хижины снова пустовали, снова он будет спать на той же самой раскладушке, курить и пить красное вино у старой керосиновой лампы. На следующий день он возьмёт ту же самую лодку — или другую, такую же прохудившуюся. Один, он проплыл на лодке вдоль берегов озера. Он нашёл ту самую поросшую камышом заводь. Этим ранним утром воду у берега покрывала тонкая корочка льда. В тот день они видели здесь ондатру, которая неподвижно сидела на горке пожухлых камышей и смотрела на них. Он вспомнил, как в этой заводи Ричи глубоко окунул руку в воду и тут же отдёрнул, испугавшись рыбы, которая пощекотала ему пальцы.
Наконец, он приплыл туда, где они купались. Дрожа от холода — в тот день такого холода не было — Джуит разделся и погрузился в ледяную воду. Он проплыл вокруг лодки, выполз на берег, лёг под соснами, закрыл глаза и стал безрадостно мастурбировать, представляя, будто рядом с ним лежит голый Ричи, будто это ричина рука сжимает его член, а своей рукой он сжимает член Ричи.
Он снова залез в воду и забрался в лодку, чуть не перевернув её. Он не догадался захватить полотенце. Он натянул одежду на мокрое тело. Он грёб и мечтал о солнце, которое светило им в тот день. Но небо, напротив, всё мрачнело. Он чихнул. Из носа у него потекло. Он этого даже не заметил. Он ждал, когда же наконец почувствует горе, когда на глаза навернутся слёзы. Но этого не произошло.
Он перестал грести на середине озера. Он сидел в лодке, съёжившись и дрожа. По его шее стекали вниз холодные капли воды. Он до сих пор не знает, как это произошло. Наверное, он заснул. Когда же он очнулся, оказалось, что вёсел в его руках уже нет. Вёсла уплыли туда, откуда их было не достать. Шёл дождь. Стоял туман. Над тёмной водой дул зловещий холодный ветер, покрывая озеро рябью. Лодка плыла сама по себе. Сначала он просто сидел и плыл вместе с ней. Однако, вода на дне лодки стала уже по щиколотку. И хотя озеро небольшое, до берега оказалось дальше, чем он смог бы осилить вплавь в такой холодной воде. Он стал звать на помощь. И прошло много времени, прежде чем его услышал старик.
