В самолёте на ней будет та же одежда, в которой она сейчас. На случай, если будет холодно, у неё будут с собой ветровка и свитер — он вспоминает обратный полёт из Лондона, когда в самолёте что-то случилось с системой обогрева: в тридцати тысячах футов над уровнем моря холодно, как на Северном Полюсе. Она подстрижена. Расчёска, зубная щётка и тому подобные вещи лежат в небольшом ранце, который она будет держать на борту при себе. Он принёс ей Толстую книжку в мягком переплёте — пусть читает в дороге. За билеты можно не беспокоиться — это задача Акмазяна. Джуиту нужно лишь вовремя доставить её в аэропорт. Этого достаточно. Когда наступает пора вставать, она ведёт себя как маленький мальчик Кровать всегда была её седьмым небом. Она всё так же не любит её покидать. Он, наверное, будет плохо спать, волнуясь о том, чтобы они вовремя выехали. Отсюда до аэропорта — не ближний свет.
Однако, плохой сон ему не в новинку. Последнее время по ночам он часто просыпается в тёмной спальне в квартире в Мар Виста. Он тянется к Биллу, которого рядом нет. Он знает, что Билл его бросил. Но когда сознание его спит, подсознание об этом не знает, не принимая перемены. Привычку, которая складывалась десять лет, сломать не так просто. Он стоит в гостиной на Деодар-стрит и слышит, как где-то рядом медленно тикают старые часы, а в другой комнате — телевизор мурлычет разными голосами. Он пожимает плечами и пытается улыбнуться. Может быть, здесь он будет спать крепче. В этот раз он будет не на тесной софе, как все эти недели, когда он каждое утро возил Сьюзан в Медицинский центр на лечение. Он будет спать на своей старой детской кровати, где всегда спал только один.
Пока грузчики Акмазяна не увезли их в своём фургоне, великолепные гобелены Сьюзан, завёрнутые в газеты, лежали в его комнате. Потом закончился курс химиотерапии, поэтому ему не было надобности оставаться здесь ночевать. До сегодняшнего утра он и не думал проверять состояние своей кровати. Матрас пахнет плесенью. Он вытащил его на крутой и поросший травой задний дворик проветриться на солнце. Когда они вернулись из магазина, он перевернул его на другую сторону. Теперь он лежит в тени акации. Джуит снова вытаскивает матрас на солнце. Он смотрит на небо. Пожалуй, ещё одного часа солнечного тепла будет достаточно.
Сьюзан уснула. Он выключает телевизор и возвращается в гостиную. В течение этого часа он сидит в большом кожаном кресле. Обновлённая красная обивка кресла крепится латунными шляпками декоративных гвоздей. Когда-то это было кресло его отца, затем Ламберта, затем оно стало ничьим. Он читает текст своей роли. Это шестая серия, где в деревянной забегаловке его злобный племянник.
Ти Джей сговаривается с двумя приезжими лесорубами — это небритые молодые люди с вороватыми глазами и пивными бутылками в руках. В машине лежит у них фуляр с винтовкой. Ти Джей предлагает им пять тысяч долларов. Они должны убить его дядю и придать этому видимость несчастного случая. Их подслушивает толстый владелец забегаловки. Он бросает монеты в телефонный аппарат, который висит на стене, пытаясь дозвониться Джуиту в просторные конторские помещения Тимберлендз, что находятся в городе в новой стеклянной башне. Он хочет предупредить его, но… Издав утомлённый презрительный стон, Джуит отодвигает текст прочь. На заднем крыльце он находит метлу, совок и пульверизатор с чистящим средством. Он убирает свою комнату. Он втаскивает матрас обратно в дом, находит одеяла и простыни, застилает постель.
Он рад, что сегодня у него опять появилась возможность приготовить ужин на двоих. Последние дни он часто пропускал ужин. Стоял на кухне со стаканом мартини в руке, пытаясь заставить себя заняться приготовлением еды, однако потом забывал об этом. Ему это слишком неприятно. Он попробовал есть не дома, однако почувствовал себя одиноко. Он стал терять вес. Он определил это без весов — теперь на нём виснет одежда, теперь он пользуется другим отверстием на ремне. Он радостно точит старый большой кухонный нож. Отрезает им ломтики от толстого куска мяса. Моет и нарезает грибы. Он приготовит бефстроганов. Сьюзан очень нравится это блюдо. К тому же, оно калорийно. Он радуется. Сегодня он воспользуется ещё одним доводом, чтобы убедить Сьюзан поесть — в самолётах еда очень скудная. Она очень старается. Он тоже старается, однако мало что зависит от этого. Он скучает по ней даже тогда, когда она сидит напротив за кухонным столом. Теперь, когда её болезнь несколько отступила, они видятся только раз в неделю. Но каждый вечер они говорят по телефону, и ему всякий раз приятно сознавать, что она здесь, всё ещё здесь. Он не одинок в этом мире. Недели, в течение которых она и её работы обретут признание в Нью-Йорке, покажутся ему долгими. Хорошо ещё, что он работает.
Он очень устал и спит очень крепко, и будит его она. На мгновение он почувствовал себя в прошлом. Со стены на него печально взирает Лесли Говард. Джуиту снова шестнадцать. Он не обращает внимания на то, что волосы Сьюзан седые, а лицо всё в морщинах. Она его сестра. Он дома. Но что-то не так. До него, наконец, доходит, и он резко встаёт. — Что случилось? — спрашивает он, и тут понимает, что идёт восьмидесятый год, что ему пятьдесят восемь лет, что надо успеть на самолёт. — Сколько времени?
Он откидывает прочь одеяло и вскакивает с постели. Сердце его стучит. Он стряхивает с себя сонную пелену, протирая глаза.
— Только начало седьмого. Я так и не смогла уснуть. Я боялась, что могу проспать, поэтому не стала пить снотворное. — Ты выспишься в самолёте. — Он протягивает руку к халату. — Не могла бы ты заварить кофе?
Он продевает руки в рукава, ступнями ищет на полу тапки, просовывает в них ноги. Он затягивает пояс халата и отправляется в душ.
— Я недолго.
У аэровокзала он помогает её выйти из машины. При ней только ранец, макинтош, кепка и книжка в мягком переплёте. Он ставит её поклажу на обочину. Автостоянки аэропорта забиты. Машину ему придётся парковать далеко отсюда, и ему не хочется, чтобы ей пришлось ковылять весь этот путь обратно.
— Подожди меня здесь на скамейке, — бросает он на ходу.
Машина, которая едет за ними, отчаянно сигналит, и он покидает Сьюзан. В толпе улетающих и только что прилетевших, среди носильщиков, латиноамериканцев и негров, среди груд багажа и нагруженных багажом кареток, Сьюзан выглядит немного растерянной.
Когда он возвращается, рядом с ней стоит Акмазян. Через локоть его перекинуто серое пальто с каракулевым воротником. На голове серая фетровая шляпа с неровными краями, тёмный костюм, белая рубашка, туго завязанный галстук В этой одежде он совершенно узнаваем. В разговоре он краток, сдержан и деловит, каким Джуит его ещё ни разу не видел. Они отыскали место в зале ожидания. Между рядами стульев по плотному ковру с криками носятся дети. У стен выстроились молодые люди с заплечными сумками. Они пьют некрепкие напитки из баночек. Большие группы японцев поедают пластмассовыми ложками лапшу из пластмассовых упаковок, громоздкие немцы громко заказывают билеты у кассовых окон. Сьюзан идёт в туалет. Задыхаясь, Акмазян сообщает Джуиту:
— Сьюзан не должна знать, но я ужасно боюсь перелёта. Просто ужасно.
Произнося это, он вращает толстой шей, бросая взгляды то туда, то сюда.
