Эти недели — бесцельные, одинокие — казались ему бесконечными. По ночам, когда Зигги был в отъезде, а огромный пустой дом спал в тишине, Джуита обуревал стыд. Он — мальчик на содержании богатого человека. С ним играют, на него смотрят — больше он ни на что не пригоден. Джуит не спрашивал Зигги о том, делает он хоть что-нибудь, чтобы найти Джуиту обещанные роли. Воспитание не позволяло ему просить больше у человека, чьи дары не оскудевали. Зигги ему ничего не должен. Скоро наступит ноябрь. Ночи стали холодными. Однажды ночью он даже проснулся от холода. Он встал, чтобы найти себе ещё одно одеяло, но вместо этого оделся.
Пришло время уйти. И пришло давно. Он надел на руку часы, сунул кошелёк в карман брюк, сунул мелочь в другой карман, взял сигареты и зажигалку, достал шофёрский костюм из шкафа, доверху набитого его вещами, и вдруг застыл. Шофёрский костюм, одежда в шкафу, одежда на нём. Всё это вещи Зигги. За них платил Зигги. Часы, сигареты и зажигалка. И кошелёк, и деньги, которые там лежат, принадлежали Зигги. Когда у Зигги не было времени сказать ему что-нибудь другое, он всегда спрашивал, достаточно ли у Джуита денег. На что ему было их тратить? Но Зигги не слышал его ответа. Он просто опять давал ему денег. Когда они перестали влезать в кошелёк, Джуит стал рассовывать их по ящикам комода. Сейчас в кошельке было сто долларов. Ещё пятьсот должно лежать в ящиках. Он повесил обратно шофёрский костюм. Если он не покинет этот дом голым, он покинет его вором. Он вернулся в постель.
Шофёром у Зигги служил бывший боксёр, которого звали Мик Клокерти — бугай с распластанным носом, кривыми ушами и рубцами вместо бровей. На нём были чёрные бриджи, краги и белая рубашка с засученными рукавами. Он поливал из шланга и драит губкой коричневый «паккард-бруэм» Зигги. К сорок восьмому «бруэмов» в Голливуде почти не осталось. Машина привлекала всеобщее внимание, поэтому Зигги не продавал её. Джуит сел в машину и стал смотреть, как по её блестящей поверхности стекает вода. Когда Мик скатал шланг и отвёз свою зелёную тележку куда-то прочь, Джуит вышел и закрыл за собою дверь. Мик не обращал на него внимания. Он стал вытирать капли с машины замшевой тряпкой.
Джуит сказал:
— Я мог бы следить за машиной.
Поглядев на него маленькими враждебными глазками, Мик ответил:
— Это моя работа. Ты хочешь отнять у меня работу?
Джуит пожал плечами.
— Просто, я думал, у вас и другая работа есть. Хотел предложить помощь.
Мик продолжал вытирать машину, но уже сухим лоскутом кожи.
— И не надейся, — ответил он.
Джуит и так уже не надеялся.
— Тогда я поеду с вами.
Мик хмыкнул и выжал замшевую тряпку грузными кулаками. Он разложил её сушиться на солнце, чтобы разгладились складки.
— Я не могу тебе мешать.
Сидения в открытой части машины были обиты коричневой кожей. Мик сел в машину, чтобы смахнуть несуществующие пылинки новой замшевой тряпкой. Он протёр коричневую приборную доску. Он нагнулся за губкой. — Я уезжаю сейчас.
Он исчез за маленькой дверцей гаража. Когда он вернулся, то был уже в кепке с металлической кокардой и жакете с поднятым воротом и пуговицами в два ряда. Он натянул перчатки. Джуит сидел спереди. Мик сердито посмотрел не него.
— Ты думаешь, мне охота с тобой сидеть? — спросил он. — Убирайся. Поедешь сзади.
Джуит убрался. Был ясный, солнечный день. Ему хотелось ехать в открытой части машины. Он захлопнул дверь. — Знаете, — сказал он, — Зигги тоже гомосексуалист.
— Он не проститутка.
Мик сел за руль, закрыл дверь и завёл мотор. Джуит ехал сзади.
Они проходили под высокими навесами Юнион Стэйшн. Мик не позволил бы Джуиту помочь нести багаж Зигги. Багажа было слишком много для одного человека, но Мик, тем не менее, нёс всё сам, шагая по светлым прямоугольникам, которые образовал на полу солнечный свет, лившийся сквозь высокие чистые окна. Так они прошли весь этот длинный путь по мраморному полу и вышли на улицу, где в маленьком палисаднике росли оливковые деревья. Зигги семенил рядом, не переставая болтать жизнерадостным голосом. Джуит ощущал бесполезность двух своих рук. Они свисали с плеч, тяжёлые и никчёмные. Казалось, что они свисают до самой земли. Всё его тело казалось ему тяжёлым, никчёмным и бесполезным. Кроме члена, конечно. От него был хоть какой-то толк — по крайней мере, для Зигги. Джуит мрачно наблюдал, как Мик погружает чемоданы в багажник. Его оплывшее лицо взмокло. Когда они ехали в машине, мимо угрюмых серых зданий, он сделал глубокий вздох и сказал Зигги:
— А когда я получу роль в картине?
Зигги посмотрел на него с удивлением.
— Тебе нужна роль в картине?
Джуит почувствовал, что краснеет.
— Разве ты привёз меня сюда не для этого?
— Я привёз тебя сюда для того, чтобы сделать счастливыми двух людей. Я пока что был счастлив. А ты?
— Конечно, но… — этот вопрос взбудоражил его. Он посмотрел на свои сандалии, слегка встряхнул головой и мягко произнёс:
— Нет, я не был счастлив.
— Мне казалось, — ответил Зигги, — что тебе по душе твой нынешний образ жизни. По сравнению с тем, как ты жил в Нью-Йорке.
— Конечно, конечно. — Джуит попытался улыбнуться. — Это так, Зигги, прости меня. Просто, мне стыдно. Я должен сам зарабатывать себе на жизнь. Я чувствую себя, даже не знаю, каким-то паразитом.
Зигги весело покосился на него:
— А разве орхидеи — не паразиты? Но это не портит их красоты. По крайней мере, не в моих глазах.
— Мик назвал меня проституткой.
— A-а, душка Мик. Он, знаешь ли, очень религиозен.
Джуит знал это. Он как-то заглядывал в комнаты Мика над гаражом. Просто из любопытства. От нечего делать. В прихожей, у голой стены, стояла рака с гипсовой фигурой Непорочной Девы в золотисто-голубом одеянии. На стене в скудно обставленной спальне над железной койкой висело распятие, а с абажура лампы свисали чётки.
Зигги сказал:
— Мик хочет стать священником, однако ему этого не позволят, потому что он женился и разводился, и у него есть дети. Поэтому, он не может претендовать на то, что его брак достиг поставленной цели. Церковь предполагает безгрешие, а это не всем доступно. — Он положил ладонь Джуиту на колено. — Забудь о том, что сказал Мик. Он фанатичный аскет.
— Но он нашёл себе весёлого хозяина, — заметил Джуит.
— Много лет назад, когда я ещё не научился быть осторожным, — сказал Зигги, — я вступил в одну грязную сделку на тёмной аллее и не нашёл с людьми общего языка. — Я думал, всё кончится тем, что они убьют меня. Но Мик пришёл мне на помощь. С тех пор он работает у меня. И, надеюсь, так будет и дальше. Он обо мне заботится — даже о моей бессмертной душе.
— Я думал, евреи не верят в бессмертие души.
