— Катя?
— Связь.
— А…
— Хватит об этом. У меня всего одна просьба, — когда собеседник вопросительно приподнял бровь, выражая свою заинтересованность, первый Хранитель закончил фразу: — Не вмешивайся!
И теперь, глядя на то, как Арацельс пытает черного Харона, белокрылый жалел о том, что согласился тогда не лезть в грядущие разборки. Уж прибил бы он его поскорее, что ли. Пока в пылу мести не потерял самого себя.
Очередной удар куда-то под ребра жертвы, его тихий рык и… судорожный вздох белокурой рабыни под боком у Смерти. Она опять дернулась, но, столкнувшись с предостерегающим взглядом стоящего рядом Хранителя, осталась на месте. Ее плечи опустились, побелевшие от напряжения пальцы вцепились в бархатную ткань плаща, а в погруженных в тень глазах поселилось настоящее сумасшествие. Женщина была на грани нервного срыва, и ее сосед это отлично понимал. В голове его крутилась тоскливая мысль о том, что только бабских истерик им для полного счастья и не хватало. Понаблюдав еще немного за этим молчаливым созданием, готовым в любой момент кинуться неизвестно куда, зачем, на кого, Смерть в очередной раз подумал о применении к ней сонных чар, останавливал его только риск вероятных последствий. В таком взвинченном состоянии навязанный сон мог перерасти во что-то ужасное, став самым жутким и, что важно, последним кошмаром для бедной женщины. Но и то, что творилось с ней наяву, не очень-то хорошо действовало на самочувствие бедняжки. Возможно, ее рассудок уже давно перестал нормально функционировать… все возможно в этом враждебном для людей месте под названием Срединный мир. Ад, Преисподняя, Геенна огненная… как ни назови, суть не изменится. Хранилище украденных и выкупленных душ, жестокая тюрьма для тех, кто попал сюда живьем, бывшая родина четвертого Хранителя, к которой он давно уже не испытывал ничего, кроме раздражения. У него был новый дом, была семья: шесть названных братьев и три сестры. А теперь одну из них принесли в жертву, а что происходит с другим, он до конца не может понять. И все это где? Правильно! В Срединном мире! Демонова планета с проклятыми законами. А может, пусть Арацельс развлекается? Вдруг ему и правда станет легче? Имеет полное право на расплату. Воины черного Харона его убили там, на поверхности. И именно этот самый Харон использовал Катьку в Аваргале. Так почему бы и не постоять в стороне, наступив на горло своему несогласию? Лечить психику друга можно будет и потом, когда они вернутся в Карнаэл.
Окинув хмурым взором стоящего, как изваяние Каму, его спящую ношу, добудиться которую после ее странных выходок так и не получилось, Ринго, притихшего на плече чернокрылого, блондинку и неподвижного мальчишку, Смерть прислонился плечом к стене, и, скрестив на груди руки, продолжил молча взирать на кровавое представление. Не вмешиваться так не вмешиваться. В конце концов, он дал Арацельсу обещание, как, впрочем, и третий Хранитель.
* * *
— Все еще не желаешшшь ввести верные координаты? А? Строишшшь из сссебя мученика? — прошипел Арацельс в ухо своей жертве. — Думаешшшь, защитить таким образом насссследника? — Рагнар напрягся, стиснув зубы, вернее то, что от них осталось, а Хранитель, уловив брешь в его стойкости, продолжил: — Напрасссно. Ты похитил мою женщщщщину, значит, я заберу твоего сына. Равноценный обмен, не так ли? Совссссем как в Аваргале.
Харон ничего не ответил, лишь окатил своего палача полным презрения взглядом через узкую щель заплывшего глаза. Единственного. Отныне и навсегда. Забранные демоном части тела восстановить невозможно, разве что заменить искусственным протезом. Но это уже вряд ли понадобится его мертвому телу после расставания с Хранителями. Все равно убьют… и его, и сына. А, может, не активировать портал вообще? Раз будущее столь очевидно.
Острые когти пробили лазурный панцирь, разорвали одежду вместе с кожей и застыли в районе сердца. Надавливая, царапая… давая понять, насколько близка смерть того, кто не желает подчиняться приказам.
— Это тебе мой подарррок, урррод, — прорычал блондин, вырвав когти из вязкого плена чужой плоти. — Ты останешшшься жить, а мальчишшшка умрет.
Еще один резкий удар пришелся чуть левее. Неожиданный и… меткий. Рагнару внезапно показалось, что предыдущее кровопускание было ни чем иным, как исследованием тела на предмет искомой цели. Звук треснувшего стекла стал предвестником необычного аромата, окутавшего две мужские фигуры. Четэри замер, вдавленный в стену противником. Сквозь приоткрытую щель глаза на Хранителя уставился охвативший его страх. Тот самый страх, который только способен испытывать сильный и выносливый мужчина, потерявший что-то очень ценное. То, ради чего он готов был погибнуть. Эмоция растекалась по воздуху так же быстро, как и инородный для этого места запах. Арацельс повел носом, принюхиваясь, его прищуренные глаза холодно сверкнули, а железная хватка ослабела. Отступив назад, он окинул свою жертву задумчивым взглядом и, не говоря ни слова, направился к мальчику.
Смерть открыл, было, рот, чтоб высказаться по данному поводу, но короткое и властное "Не суйся!" заставило застрять слова в горле вместе с возмущением от происходящего.
— Пока… не суйся, — процедил друг, оценив масштаб завладевших им эмоций. Коротко кивнув, белокрылый отошел в сторону, оставляя тем самым ребенка и блондинку без своей защиты, а точнее, без надзора. Мальчик по-прежнему не двигался, пребывая в туманном состоянии гипноза моракоков. А рабыня…
Демон побери этих чокнутых баб! Она метнулась вперед, заслоняя ребенка грудью, словно мать, защищающая свое чадо. Капюшон слетел с головы, открыв бледное лицо с горящими сиреневым безумием глазами. Рука ее нырнула в складки плаща, выхватив из потайного кармана острый нож. Движение женщины напоминало последний рывок в ее жизни. Она вложила в него всю себя… И не успела даже коснуться ненавистного чужака своим оружием. Он перехватил ее запястье так легко и непринужденно, будто собирался вежливо поцеловать даме руку, а не вывернуть ее, вынудив тем самым уронить на пол опасный предмет. С громким стуком нож приземлился на каменную плиту, подпрыгнул и затих. Как сердце в груди Харона, как отчаянный стон на губах рабыни… как медленно моргнувшие ресницы чертенка.
Так вот почему она стояла рядом с ним. Пыталась уберечь… Так безрассудно, по-глупому. Кто его тронет-то? Разве что… Смерть сделал, было, шаг к ним, но замер, "споткнувшись" об странную улыбку Арацельса. Первого Хранителя больше не интересовал мальчишка. Все его внимание принадлежало раскрывшей себя женщине. Легко подняв за талию, он грубо прислонил ее к стене и окутал холодным дыханием. Но во взгляде блондинки больше не было страха, одна замешанная на ненависти решимость. На ее ресницах осел иней, на прокушенных губах выступила кровь, а пока еще свободные руки сжались в маленькие кулаки. Смелая пташка в лапах голодного кота. Мать, защищающая отпрыска своего похитителя… вместо того, чтобы вернуться домой, забыв о длительном рабстве, как о страшном сне. И как после этого понимать этих женщин?
— На чьей ты стороне, дурочка? — слова ее языка в его исполнении звучали сладкой песней с горьким привкусом яда. Спокойные, как затишье перед бурей. Холодные, как снежная лавина, сходящая с гор. И требовательные, как приказ палача покаяться в преддверии жестокой пытки. — Заступаешься за наследника чудовища, или… за него самого?
