– Нормально, – усмехаюсь, – да ты и сама видишь.
– Герда…
– Красивая? Пол-утра на себя в зеркало любовалась.
– Он не мог…
– О-о-о, ты не знаешь моего папочку.
Смех слетает с губ, а коварная истерика ходит где-то рядом. Выжидает. Ждет удачный момент.
– Мне так жаль.
– Забей, ты тут точно ни при чем.
Дашка обнимает меня, крепко прижимая к себе. Он нее пахнет Живанши, «Ангел и демон». Терпкие и очень тяжелые духи. Но от ее объятий становится легче. Я знаю, что она меня жалеет. Но мне этого не нужно. Резко отталкиваю ее от себя и без слов бегу в свою комнату. Последующие шесть дней безвылазно сижу за закрытой дверью, прося Любу приносить еду мне в комнату. Отец зол, и ему плевать на то, что я не присутствую на его дурацких завтраках. Все меняется, и я жду этих перемен. Чувствую их.
На седьмой день своего заточения понимаю, что собрала целую коллекцию пропущенных звонков от Богдана. Сжимаю телефон в руках, но боюсь ему звонить. В доме слышатся голоса, и я знаю, что Назаров опять приперся к моему отцу. Они говорят о делах и его сыночке. Меня начинает тошнить. Закрываю рот ладонью, проклиная их всех.
В голове крутятся мысли, и я никак не могу ухватиться за истинную. Ту, которая даст мне вздохнуть и жить дальше. А потом все происходит само собой. Широко распахиваю шкаф, натыкаясь на чемодан. Я собрала его год назад. Год назад, перед тем как узнала, что Шелеста забирают в армию.
Голоса утихли. Уехали. У меня есть пара часов. Вызвала такси и спустилась вниз. Вышла в домашнем платье. Плевать.
Дашка поймала меня у двери, явно боясь последствий.
– Герда, подумай хорошо, ты понимаешь, чем это может для тебя закончиться?
– Понимаю.
– Тогда зачем?
– Не могу так больше. Сил нет.
Из кухни выбежала Любава.
– Деточка, ты… ах, – приложила ладони к щекам, – ты чего задумала? Отец с ума сойдет.
– Хватит кудахтать, – отрезаю как на духу, – меня ждет машина. Я позвоню.
Выхожу за дверь и на трясущихся ногах дохожу до такси. Водитель болтает все дорогу до дома Баженовой. Я его не слушаю, только изредка улыбаюсь. Улыбаюсь и думаю, что ему скажу? Я игнорировала его неделю, вдруг… не вдруг. Все будет хорошо, настраиваюсь, а когда Марина открывает дверь, теряюсь.
– А можно Богдана?
Марина Юрьевна внимательно меня осматривает, хмурится, замечая чемодан.
– Его нет дома, он теперь живет в городской квартире.
– Да?
– Ты не знала? – с явным удивлением.
– Просто… мы… я… – накрываю лоб ладонью. Слова заканчиваются, как и выдержка.
Марина громко вздыхает.
– Записывай адрес…
– Спасибо.
Я ухожу молча. Впрочем, Баженова не говорит мне ничего, кроме адреса. Ничего не спрашивает, только с опаской поглядывает на мой чемодан. И я знаю почему. Знаю, но все равно к нему еду. Дура. Эгоистичная. Себялюбивая дура. Хочется разрыдаться.
Повторно вызываю такси, которое приезжает почти сразу. Водитель любезно помогает запихать мой чемодан в багажник, а я, как зомби, падаю на заднее сидение. Боже, какой долгий день. За окном простирается огромный яркий город. Ночная подсветка превращает его в красивую сказку. Но я не люблю сказки. С детства не люблю…
Стою у подъезда и не решаюсь подняться наверх. Боюсь позвонить в домофон, а когда дверь распахивается и на улицу выходит женщина с собачкой, я пользуюсь моментом, проскальзывая внутрь. Поднимаюсь на пятый этаж, волоча за собой чемодан. Пальцы начинают неметь от тяжести, но я не останавливаюсь.
Звоню в нужную дверь, еще и еще.
Богдан открывает дверь, совсем не ожидая меня увидеть. Хмурится, подобно Марине, удивленно бросает взгляд на чемодан, а я готова провалиться сквозь землю.
– Впустишь?
Он кивает, немного отходя в сторону. Протискиваюсь между ним и стеной, таща за собой чемодан. Мы поворачиваемся друг к другу одновременно. И мне становится страшно. От его взгляда. В нем мириады чувств. Ежусь, ступая назад. Облизываю губы и до безумия хочу его обнять. Такого родного. Пальцы покалывает от этого сумасшедшего желания. И я уже готова сорваться вниз. К нему. Но он останавливает. Слишком жестко, с присущим ему безразличием и смехом.
– Чего пришла? Выздоровела?
– Мне уйти?
Защищаюсь. Ударом на удар. А потом валюсь в болезненный нокаут. Он лишает воздуха, заставляя задыхаться. Двигать губами как рыба, выброшенная на берег. Мне дурно. Хочется убежать, разрыдаться, но я натягиваю улыбку, сжимая руки в кулаки. Опять эта дрянь. Она мне сразу не понравилась. Маленькая су*ка, вечно прикидывающаяся овечкой.
– Я не вовремя?
Усмехаюсь, переводя взгляд то на нее, то на Богдана. Он не реагирует. А вот Танюша явно растеряна.
– Я уже ухожу, – бормочет, накидывая ветровку.
– Вот спасибо. Удружила, – сквозь зубы. – Какая же ты сволочь, Шелест, – губы начинают подрагивать.
Я не верю, этого не может быть, но где-то на задворках сознания всплывают воспоминания. Дворец спорта, наше столкновение, его рука, сжимающая ее, то, как он ее защищал…
Хватаю свой чемодан, хочу уйти отсюда. Тянусь к ручке двери, но он преграждает пути к отступлению. С болью вцепляется в мои плечи, а мне хочется орать. Хочется, чтобы отпустил, и настолько же хочется быть с ним. Ощущения накатывают волной, и я захлебываюсь в них, тону.
– Не трогай меня, сволочь, гад, – колочу по его груди, слезы текут по щекам, но мне все равно, – я… как, как ты мог? – оседаю в его руках, не в состоянии больше вымолвить и слова.
– Тише-тише, ты не так поняла…
– Что я не так поняла? Время – ночь, а она здесь. С тобой! – кричу из последних сил, не веря ни одному слову.
Не верю, но до ужаса в глазах хочу, чтобы он убеждал. Доказал обратное. Я просто не переживу этого. Не переживу, если это все правда.
– Успокойся, – трясет меня, как куклу, – прекрати истерику, – орет так, что закладывает уши. Я невольно сжимаюсь. – Ничего у меня с ней нет и быть не может, слышишь? – уже тише.
Смотрю на него и не верю. Что-то щелкнуло, переменилось. Меня трясет от собственных слез. Еще немного, и я просто потеряю сознание, перед глазами плывут черные пятна, но я пытаюсь вырваться, все еще пытаюсь вырваться…
Крах наступает после, когда он прижимает меня к стене, лишая возможности двигаться.
– Не трогай, ненавижу тебя, не трогай, – кричу рыдая, но он не слышит.
Сжимает мою грудь до едкой боли. Всхлипываю, прикрывая глаза. Ненавижу его, но в то же время безумно желаю. Каждое его прикосновение пробуждает мое тело. Заставляет откликнуться на эти зверские ласки.
