В десять с копейками, они бросили машину на глухой лесной вырубке и дальше пошли пешком через какие-то совершеннейшие буераки, а затем и по болоту. Шел дождь, то, усиливаясь, то, ослабевая, но, не прекращаясь ни на минуту, и стало совсем темно, но ни Лисе, ни Черту, ни Даме Пик это не мешало. Алекс же, который в этих обстоятельствах был совершенно бесполезен, потому что беспомощен, шел «на прицепе», ведомый неутомимым и безжалостным Чертом, уже вошедшим в боевой транс.
Миновав болото, они к полуночи вышли к двойному забору и контрольно-следовой полосе. Вокруг, насколько хватало чутья Лисы, не было ни одной живой души, ни по эту, ни по ту сторону границы. Тишина, нарушаемая лишь шумом дождя и скрипами деревьев в лесу, холод и мрак.
— Так, — сказала Лиса, останавливаясь. — Мы на месте. Собрались! Алекс, проснись, сукин сын! Ты держишь электронный забор и всю их связь. Пика, ты открываешь коридор, я веду Алекса и прикрываю всю группу мороком, а ты, Черт, наш авангард. Если, что, гаси всех!
Глава 5
Тварь (29 сентября — 1 октября 1999)
1
Ночью в баре Густава Блока нежданно-негаданно появилась Нора. Чел ее увидел, узнал, хотя прошло уже много лет, как она сюда не приходила, и послал к ней Михеля. Тот доиграл, не торопясь, партию, сбросил карты, и пошел к стойке бара. На Нору он внимания не обращал и наткнулся, разумеется, совершенно «случайно», когда возвращался за карточный стол со стаканом виски в одной руке и подносом с бутербродами — в другой.
— Вау! — сказал Михель, явно обрадовавшись встрече. — Нора, сладкая моя! Сто лет, сто зим!
— Привет, Михель, — Чел обратил внимание, что Нора держится несколько напряженно, что впрочем, ни о чем не говорило. Как он слышал, в Энгельсе, ей то ли ноги оторвало по самое «не могу», то ли еще как искалечило, но факт тот, что, как ни крути, девушка уже давно была не девушка, а бабушка-инвалид. — Как жизнь?
— Твоими молитвами, милая, — заулыбался Михель. — Солнце, океан, золотой песок. Ну ты понимаешь.
— А то! — усмехнулась Нора. — И как они тебе?
— Кто? — Михель был, конечно, профи, но иногда удивительно тупил в таких вот быстрых диалогах с подколами.
— Не знаю, — развела руками Нора, если и ставшая с их последней встречи на вид чуть старше, то все равно выглядевшая сногсшибательно. — Кто у тебя там, креолки или метиски?
— Ах, это! — заулыбался Михель, уже полторы недели прятавшийся в старом, еще при Гитлере построенном, канализационном коллекторе Мюнхена. — И те, и другие. Приходилось пробовать?
— Не, — плавно протянула Нора, упорно изображавшая в Городе лесбиянку, что, впрочем, могло соответствовать истине, а могло, конечно, и не соответствовать. — Я люблю белое на белом.
— Ты, что расистка, что ли? — без злобы спросил Михель, который на своем еще не слишком длинном веку успел побывать и буддистом, и коммунистом, и анархистом, но вот нацистом не был ни разу.
— Нет, Михель, — снова усмехнулась Нора. — Я эстетка. Ты Карла не видел?
Упоминание о Карле сразу испортило Михелю настроение, но Нора, судя по всему, ничего об этом еще не знала.
— Карл, — холодно произнес Михель. — Ушел к бундесам. Сдал всех кого знал и пошел служить в «гестапо».
— Мне очень жаль, — сказала Нора сдавленным голосом. — Очень. Я просто давно здесь не была.
— Проехали, — пожал плечами Михель.
— А Рысь? — уже гораздо осторожнее спросила Нора.
— Убили в девяносто седьмом, в Клайпеде.
— Черт! — значит, и об этом, что, впрочем, не мудрено, она не знала тоже.
— Да, — кивнул Михель. — Мне ее тоже жаль, она была хорошая девушка.
— Вильма? — было очевидно, Нора перебирает тех, кто заправлял в Цитадели в ее время. Во всяком случае тех, кого она, по-видимому, знала лично.
В ответ Михель только головой покачал.
— Дэн?
— Он редко теперь заходит, — объяснил он.
А она только взглянула Михелю в глаза, но ничего не спросила. По-видимому, и сама обо всем догадалась.
— Ирма?
— Не знаю, — снова пожал плечами Михель. — Люди разное говорят, но она больше не приходит. У тебя дело какое-то?
— Дело, — кивнула Нора.
— Тогда пошли за наш стол, — предложил он ей. — Там все свои.
— А пустят?
— Тебя пустят, — улыбнулся Михель. — Пошли!
Они вместе подошли к столику, и Михель, поставив поднос и, быстро взглянув Челу в глаза, кивнул на Нору:
— Знакомьтесь, ребята, это Нора. Лишнего сказать не могу, но она из наших, только…
Он замялся, подыскивая подходящее слово, но Нора и сама умела говорить.
— Я на пенсии, — закончила она за него. — По состоянию здоровья.
«Спросить ее? — с неожиданной для самого себя тоской подумал Чел. — Только что это изменит?»
— Садись, Нора, — сказал он вслух. — Я Чел. Если ты помнишь Моцарта, то я кто-то вроде него.
Ну что ж, он сказал достаточно, чтобы женщина поняла, с кем имеет дело. Она и поняла.
— Это хорошо, — улыбнулась Нора. — Если ты, конечно, не врешь.
И она вопросительно взглянула на Михеля, единственного, кого, как она полагала, здесь знает.
— Все верно, — кивнул тот.
— Здесь можно говорить? — Нора обвела взглядом сидевших за столом людей.
— Можно, — кивнул Чел. — Но не все.
— Ладно, — она достала из воздуха незажженную сигарету и прикурила от свечи. — Меня просили выяснить, возможно ли встретиться с кем-нибудь из командиров Цитадели.
— Так у нас вроде не военный режим, — удивленно протянул Михель.
— Человек хочет избежать политических дискуссий, — объяснила Нора. — Человеку надо откровенно, — она подчеркнула это слово голосом. — Поговорить о деле.
— Откровенно, — повторил за ней Чел. — И человек этот, — он вдруг понял о ком они говорят и даже испугался такому совпадению. — И человек этот не уверен, что его примут с распростертыми объятиями?
— Ты прав, Чел, — кивнула Нора. — Там старая история, ты еще маленький был, когда все это случилось, но слухи, я думаю, живы до сих пор.
— Кто? — спросила Птица, до этого, как и все остальные, хранившая молчание.
— Цапля, — спокойно, не драматизируя понапрасну, ответила Нора.
— Ноги ее в цитадели не будет! — гаркнул Михель, выразивший, судя по всему, общее мнение собравшихся.
«И они правы, — признал Чел. — Кто не с нами, тот против нас».
— Цапля выбрала свою дорогу, — сказал он вслух. — Я уважаю ее выбор, но мне не о чем с ней говорить.
