Вот присутствие здесь и сейчас Рэйчел, которую он, вроде бы, как раз и искал, на самом деле, Кайданова и удивило.
— Я, собственно… — сказал Кайданов и тут же пожалел о том, что и как сказал. Получилось жалко, с извиняющейся интонацией, как будто сделал что-то нехорошее или даже неприличное и на этом попался.
«Пся крев!»
— Проходил… — добавил он, но получилось еще хуже.
— Ты знаешь, что это твоя дочь? — спросила Рэйчел, поднимая глаза.
— Моя… Кто?!
— Значит, не знаешь. — Голос звучал ровно, но взгляд… Рэйчел не закрывалась, не пряталась в «тень», старалась вести себя с ним, как обычный человек. Жена…
«Жена? Дочь?! Чья…»
— Чего я не знаю? — спросил Кайданов, входя наконец в комнату, и машинально закрывая за собой дверь. Сейчас он сообразил, для чего здесь Рэйчел и что она делала за мгновение до того, как открылась дверь. Следы живи еще ощущались в «наэлектризованном», насыщенном тонкой магией воздухе.
«Она что…?»
— Я уже все сказала, — неожиданно улыбнулась Рэйчел, и Герман привычно уже «поплыл», инстинктивно реагируя на эту ее улыбку, но разума все-таки не потерял и контроля над собой и ситуацией не утратил. И сразу же, как только после слов женщины у него начало складываться осознание случившегося, отметил то, на что не обратил внимания в первый момент. Из-за растерянности, вероятно, из-за внезапности обрушившейся на него новости.
Где-то в темной глубине души заворочался заточенный там уже долгие семь лет зверь. И не сейчас, когда Рэйчел сформулировала жестокую правду игры случая, а едва ли не с первых же шагов Кайданова по коридору второго этажа. Тварь почувствовала запах крови. Родной крови!
— Мне зарыдать? — Спросил он сухо, беря себя в руки, что, на самом деле, означало, еще сильнее сжать стальные тески воли, привыкшей держать вечный ужас.
— У тебя не получится, — грустно улыбнулась Рэйчел и тяжело вздохнула. — Не сейчас, не сразу, но, может быть…
Она не договорила.
«Когда-нибудь, — мысленно закончил за нее Кайданов. — Или никогда. Дочь? Ребенок? Эта взрослая женщина? Нюхачка?»
Честно говоря, никакой радости это известие ему не принесло. Оно и понятно, не с чего тут радоваться. Да и потрясения он не испытал тоже. Скорее, раздражение, злость…
— Она нюхачка, — сказал он и вспомнил вдруг старый советский фильм. «Майор Вихрь», кажется.
«Что-то такое», — он напряг память и вспомнил наконец ту сцену из старого черно-белого фильма о героях разведчиках.
Старый немецкий журналист в военной форме разговаривает с молодым эсэсовским офицером и рассказывает тому, что на самом деле он не сирота, воспитанный партией, как считал сам, а сын расстрелянного фашистами немецкого коммуниста.
«Н-да, оборот!»
— Она несчастная девочка, — покачав головой, возразила Рэйчел. — Сирота при живом отце.
— Я не знал, что у меня есть ребенок.
«Или не хотел знать… Ну и что? Ей, всяко разно, должно быть за двадцать…»
— Ты ничего не испытываешь?
Хороший вопрос.
«А если сказать ей правду?»
— Ну почему же, — таким же ровным голосом, каким говорила и сама Рэйчел, ответил Кайданов. — Испытываю. Злость и раздражение.
— Извини, — сказал он через мгновение и, не объясняя, что имел в виду, резко повернулся и вышел из спальни.
2
Казалось, до ночи так далеко, что все от безделья просто с ума посходят, но вышло, беспокоилась зря. Ничего страшного не произошло, и ожидание оказалось не в тягость. И то сказать, каждому, верно, нашлось о чем подумать. Да и между собой поговорить — не в Чистилище, а вживую — редкая удача. Тем более, одни и не знакомы были вовсе, а другие столько лет не виделись, что и двух дней мало, чтобы и в себе самих и в своих отношениях разобраться. А вопросы… Что ж, те вопросы, на которые обещал ответить Виктор, могли и обождать. Столько лет ждала, большую часть времени, не зная даже про их существование, что теперь могла и не торопиться. Некуда было торопиться, да, и положа руку на сердце, возможно, не за чем. Правда могла оказаться — и, как чувствовала Лиса, скорее всего, окажется — такой, что лучше и не знать. Но взялся за гуж, как говориться…
«Посмотрим». — Лиса вошла в гостиную и через силу улыбнулась присутствующим.
Что с ней происходит, она так до конца и не поняла. Однако то, что она очень сильно изменилась не только внешне, но и внутренне, и продолжала меняться даже сейчас — знать бы еще в каком направлении — Лиса вполне осознавала. Отдавала себе, так сказать, в этом полный отчет, но и только. Ни страха, ни переживаний по этому поводу она не испытывала. Разве что раздражение иногда, как вот сейчас, например, когда в очередной раз заметила, как легко и без видимой причины меняется у нее теперь настроение. Но даже это мимолетное раздражение, и то возникло не столько из-за самой смены настроения, сколько из-за того, что, принимая во внимание, присутствие в гостиной других людей приходилось делать над собой пусть и легкое, но усилие.
— Добрый вечер! — Сказала Лиса, с улыбкой обводя взглядом просторную комнату.
Все были в сборе и ждали, по-видимому, только ее. Свет не включали. Для разнообразия, вероятно, или для торжественности, сидели при свечах. Получилось красиво и даже несколько таинственно, хотя какая уж тут таинственность при их-то способностях?
— Я опоздала…
— Не страшно, — ответно улыбнулся Виктор. — Мы никуда не спешим, но раз все уже в сборе, тогда вопрос по существу. Как пойдем в Город, вместе или каждый сам по себе?
— А разве можно вместе? — спросил Кайданов, наливая себе коньяк.
— Можно, — усмехнулся Виктор. — Но трудно. Однако есть такие умельцы…
Виктор фразу не закончил, но Лиса неожиданно поняла, что, не завершив ее вслух, он, тем не менее, додумал ее про себя, но не для себя, а для нее.
«Ты и Дженевра, — сказал он ей, к ней, Лисе, и, обращаясь, хотя на нее сейчас даже не смотрел. — И аз грешный».
И подмигнул.
«И что это значит?» — Но мысль уже стремительно неслась вперед, сопоставляя, анализируя, доставая из кладовых памяти и подбрасывая в топку мышления любые, пусть и самые мелкие, неважные на первый взгляд, факты и фактики, когда бы и где Лиса их ни обнаружила.
— Если мы пойдем туда во плоти, — сказала она осторожно, еще не полностью уверенная, что догадка, мелькнувшая мгновение назад, верна, и уж тем, более не зная наверняка, как воплотить ее в реальность, если все так, как вдруг примерещилось, и обстоит. — Если мы пойдем туда во плоти, то и о телах заботиться не придется.
— Именно это я в виду и имел, — довольно ухмыльнулся Виктор, что при суховатом строе его лица выглядело несколько зловеще. — Но тогда, дамы и господа, или придется показывать «городу и миру» свой истинный облик, или надевать личину уже на месте. Выбор за вами.
