Многие законы звучат здраво. Скажем, в Швеции не разрешается выбирать пол будущего ребенка. Одновременно в силу, к примеру, большого спроса на донорские яйцеклетки отсутствует надлежащий контроль за их происхождением
[49]. Еще одна проблема – контроль над тем, выполняет ли клиника именно ту терапию, которая предложена клиенту, а также над тем, насколько тщательно соблюдаются методы и достаточно ли они опробованы.
Следующим шагом после устранения генетических заболеваний может быть уменьшение риска заболеть другими болезнями. Вслед за Хэ Цзянькуем клиники могут предложить снизить вероятность инфицирования ВИЧ или развития других генетически обусловленных заболеваний, например рака молочной железы или болезни Альцгеймера.
Однако пока наука всех этих надежд не оправдывает. Дебаты в связи с экспериментом Хэ Цзянькуя позволили сделать вывод: мы еще недостаточно знаем о наших генах, и у нас нет надежных технологий для их изменений. Пока нет
[50].
Еще одна будущая возможность, находящаяся на стадии ранней разработки, – помощь однополым парам в обзаведении потомством. Проводится множество исследований с целью получения яйцеклеток и сперматозоидов из стволовых клеток, что позволит двум женщинам или двум мужчинам стать генетическими родителями. Похоже, что получить яйцеклетку намного сложнее, чем сперматозоид, и мужские пары, видимо, будут нуждаться в донорской яйцеклетке. Но в 2018 г. родились мышата от двух самок
[51]. Эксперимент, как и многие другие важные генетические опыты, был проведен в Китае, мышата чувствовали себя хорошо и оказались способны воспроизводить собственное здоровое потомство. Подобные манипуляции с целью добиться размножения двух самцов пока не привели к успеху, да и расстояние между мышью и человеком огромно.
Однако процесс может развиваться так же, как в США, где достижения генетики обусловили ужесточение законодательства. Некоторые эксперты убеждены, что сейчас, после рождения генетически модифицированных детей, другие страны тоже внесут изменения в конституцию и объявят подобные действия незаконными – впопыхах и не успев учесть все возможные преимущества. В этом случае повторится история митохондриальной терапии: технология переместится из крупных исследовательских центров ведущих стран в мелкие лаборатории государств с более мягкими законами, куда начнут обращаться пациенты, которые будут платить сами за себя.
«Следующий шаг после устранения болезней предусмотреть трудно. Возможно, это будет дизайн ребенка. Что, в свою очередь, тоже может стать причиной различных заболеваний и выкидышей», – считает Исии Тэцуя.
После того как будет устранен или снижен риск заболеваний, учреждения для богатых и требовательных клиентов, ориентируясь на перспективу, смогут попытаться нырнуть и в более глубокие воды. «Найдена прямая связь между определенными генами и свойствами человека» – подобными утверждениями пестрят заголовки новостей из мира генетики. Дескать, ученые обнаружили ген зависимости, ген склонности к полноте, ген стройности, ген авантюризма и т. д., хотя в действительности все далеко не так просто. Но можно вообразить нечто вроде меню, в котором будущие родители ставят крестики в графах «музыкальность», «креативность» или «склонность к бегу на длинные дистанции».
Ученых и политиков беспокоит перспектива появления в будущем «дизайнеров детей», которые не только предложат родителям избавить ребенка от болезней, но и подберут для него подходящие качества из красиво оформленного меню. Впрочем, возможность подобного выбора есть уже сейчас – когда репродуктивная программа предполагает использование донорских яйцеклеток или спермы. Клиент желает, чтобы мы взяли материал у высокого мужчины или не очень? А яйцеклетку у женщины с высшим образованием или средним? Глаза должны быть карие или голубые? А может, зеленые? Что же будет, когда речь пойдет о генах?
Разговоры о дизайне детей почти всегда упираются в вопрос интеллекта. Можно ли с помощью генетики создавать суперумных детей? Что, если какой-нибудь безумный ученый начнет производить расу суперлюдей? Хватит ли нам ума найти ответы на все вопросы? Начнется ли новая прекрасная жизнь или же все обернется катастрофой, если мы вдруг проникнем в собственный организм и выставим там на максимум регулятор «ума»? Именно это одновременно прельщает и пугает в генетике.
Ум – понятие сложное. Во-первых, ученые не вполне едины во мнении, что конкретно оно в себя включает и какие конкретно данные измеряются в тестах на интеллект. Очевидно, что часть интеллекта наследуется: дети родителей с высоким IQ тоже демонстрируют высокие результаты. Правило действует, даже если ребенок вырос в другой семье. Но на интеллект влияют и другие факторы, от рациона и витаминов до количества книг в доме и доступности образования.
Точное соотношение той части интеллекта, которая наследуется, и той, которая обусловлена средой, по-прежнему вызывает бурные споры. На настоящий момент большинство экспертов считают, что 50–80 % различий в интеллекте разных людей объясняются генетикой, а за оставшуюся часть отвечают прочие факторы
[52].
Ученые нашли множество – по последним данным, более 500 – генов, которые все вместе и каждый понемногу влияют на интеллект. На протяжении всего существования люди подвергались колоссальному эволюционному давлению, заставлявшему их развивать свой мозг. Мы не самые сильные и не самые быстрые хищники, но мы можем охотиться группами. А для того чтобы жить в группе, необходим особо высокий интеллект. Мы научились постоянно следить друг за другом и фиксировать реакции других, мы способны испытывать симпатию и умеем решать конфликты, свойственные группам людей. Умение рассказывать истории всегда давало преимущество, равно как и память, позволявшая вспомнить, где растут вкусные ягоды или что-то еще, в чем нуждалась группа. На протяжении миллионов лет наш геном совершенствовался и мы максимально развивали наш ум. Одновременно мы тренировали эмпатию и навыки взаимодействия – ведь интеллект не единственное, что помогло нам выжить.
