У многих вид стал ошарашенным, будто истина открылась им только сейчас. А ведь данную тенденцию замечали даже Харм и его многочисленные собутыльники, поэтому здесь оставалось только отметить, что лэрг отличный оратор, умело манипулировал толпой, знал отлично свою паству.
Единственные важные лично для меня выводы, требующее внимания. Во-первых, Турина, если придется, убивать нужно без промедления, когда тот не ожидает, иначе можно оказаться лицом к лицу с обладателем магического меча с неизвестными свойствами. Бред мальчишки о «махнул — появилась улица, отмахнулся — переулочек» — просто не принимал в расчет. Тот воочию не лицезрел их в действии, как и многие остальные «знатоки». Эксперты сходились только в одном — в подобном оружии заключалась чудовищная мощь. Поэтому угрозу, коль такая возникнет, необходимо купировать быстро, жестко и эффективно.
Во-вторых, неизвестно чего добивался сотник, но только пока я был даже не пешкой в его игре, а неким раздражителем. Катализатором. Возмутителем спокойствия в тихом болоте. Потому что именно на мне нет-нет и скрещивались злые взгляды. Воители и женщины из рода Медведей вообще смотрели так, будто я лишил их единственного кормильца, прилюдно помочился на его могилу, а затем плюнул каждому на тупую башку. Здесь вычленил и выделил для себя дополнительные знания — «род», «семья», «своя кровь» и другие подобные категории в Черноягодье не просто слова, за ними стоял целый пласт отношений. Чего не осталось давным-давно на Земле, даже на Диких Территориях родственные узы не являлись наиглавнейшим фактором в маркировке свой/чужой.
Подождав с минуту, дав поразмыслить людям, лэрг продолжил обличительную речь:
— Ильм, Высшие действительно оставили… но пока только тебя, лишив остатков разума! И не сегодня, а гораздо раньше. Когда ты вдруг поверил в свои глупые словеса, стал убеждать в них других, — это получалось идеолога сейчас на место ставили, авторитет у того был непререкаемый до сегодняшнего дня, поэтому с таким наслаждением и возил его Турин лицом по полу. Учитывая, что именно я становился причиной, точнее тем, до кого могли дотянуться «обиженные», то на мне должна была сконцентрироваться «народная» ненависть.
— А многих из вас никогда не оставляли боги! — острием меча обвел он толпу, — В труднейший час, когда Император, и вполне справедливо хотел вырезать все ваши рода, не оставив даже младенцев, к вам явился отец нашего Великого Герцога! И пожалел, как детей неразумных, поручился и взял под свою руку! Что это, если не проявление заботы Высших?! Раз сами не можете, то они прислали того, кто вас направит! Иначе уже сегодня не нашлось бы ни одного человека в Империи, который бы слышал что-то про людей из Народа… И нет служить честно и верно тому, кто приютил вас, дал дом… Вместо того, чтобы благодарить за эту милость… — сотник картинно и смачно сплюнул, — Вы вместо этого год от года ведете речи о собственном величии, о том, что непомерны налоги, хотя вы не платите и десятины! Вы с халатностью относитесь к собственной же охране от порождений Хаоса… И, я — лэрг Турин, говорю вам, одумайтесь или все вы станете пищей для Пожирателя Душ!
Величина сконцентрированного пафоса, патетики стремилась к абсолютным значениям. Столько и в таких пропорциях в прошлой жизни мне ни разу не довелось слышать. Но лэрг и не думал успокаиваться.
А мне же захотелось есть с такой силой, что под ложечкой засосало. Точно, голод не тетка. И дома… да, дома, я точно знал, что шаром покати. Кроме крепко просоленной, сухой как деревяшка, рыбы — ничего. Хотя ключи от амбара, подвала, сундуков и других строений теперь у меня, снял с калеки, да и у гоблов в переметных сумах должно было что-то найтись. Последнее далеко не факт, любое сушеное, вяленное или другое мясо могло принадлежать при жизни разумным. Растительную пищу зеленые карлики не жаловали. Становиться каннибалом без веских причин не хотелось.
Стоять одному посреди толпы надоело, поэтому я подошел к тиркам, стал пристраивать добычу. Здесь оставалась одна Амелия, ее ученицы уже воссоединились с семьями и находились рядом с отцами. Кузнец Железный Гроган смотрел на меня подозрительно, набычившись; староста Кром, как на ядовитую змею; а торговец Хитрый Джилл оценивающе, с постоянной блуждающей улыбкой на лице. Только глаза у него всегда оставались холодными.
Вот тебе и благодарность за кровиночек. Хотя еще не вечер. Но подобное поведение — не в их копилку, на людях поостереглись подойти и во всеуслышание объявить, мол, Глэрд мы твои должники. Однако ждали чем решится конфликт с косолапыми.
Еще одна минута истекла, видимо, данная сотником для оценки глубины собственного падения селянами, и он продолжил вещать:
— Почему я не пресек несправедливость и не прервал заведомо проигрышный, казалось бы, поединок между мальчишкой, в котором пусть и проснулась родовая память, но сам он слаб, хил, медленен, не обучен, с вполне опытным, хоть и запустившим себя, воином одного из самых могучих родов Черноягодья? Более того, поставил десять золотых на Глэрда против одного от мэтра де Лонгвиля на Аскольда, и выиграл! Почему не обратился к амулету Истины и к уважаемому магу, которые бы легко доказали вину отступника? Все потому, дабы показать всем вам, что есть судьи и выше, чем на земле. И жестоко, но справедливо, наказать предателя, лишив его даже возможности на посмертие! Запомните все, и детям своим накажите, когда выходят на суд богов, а те обращают внимание, то если прав муравей, он легко победит любого оболгавшего его. И медведя, и льва и иное зверье. Мало этого, даже человека! — специально или нет, но получилось у Турина причислить селян к категории гораздо ниже, чем люди, — Чему мы все и стали свидетелями! Так верите ли вы в богов?
— Да… — раздалось сначала неуверенное, которое вдруг подхватило десяток глоток, — Да! Видели! Своими глазами… Верим! Точно, не оставили они нас! Да…
— А теперь, — сотник кивнул, будто сам себе, морда сделалась довольной, он посмотрел на главного Медведя, которому явно в первый раз за долгие и долгие годы почти царствования, стало неуютно, — Ильм, пришла пора платить справедливую виру! Согласно Законам, так как вы дали умение рода недостойному, поддержали лживые притязания, именно дар богов может потребовать победивший! А может довольствоваться пятьюстами империалами, или, вообще, отказаться от любых претензий! Или… — оратор сделал театральную паузу, и никто не осмелился выкриками прервать лэрга, но по лицам я прочитал просто запредельную степень возмущения, сопротивления. Особенно при словах о передаче умения.
Сам седобородый, сразу как-то поникший и опустивший плечи, злобно взирал на меня, и во взгляде такая ненависть, что становилось понятно — он, его род и все они сделают все возможное и невозможное для воцарения «справедливости» в их понимании.
— Глэрд, как носитель древней и чистой крови, которая текла в жилах основателей самой великой Первой Империи, которая сегодня вновь возрождается. Он, как настоящий аристо и тот на кого обращают внимание боги, может потребовать изгнания запятнавшего себя рода не только из Черноягодья, но и из Герцогства и Империи! И наш правитель рассмотрит его. А я, учитывая все ваши прегрешения, сделаю от меня зависящее, чтобы к его словам прислушались.
