— Так ты не хочешь узнать, что именно мне рассказала Мила? — вздернул явно бровь Соловьев, но я продолжала смотреть в противоположную сторону.
— И что же? — всё же обернулась и глянула на него.
Замерла, увидев внушительный синяк, разлившийся у него под глазом.
— Кто тебя так? — сразу же спросила и подорвалась с места, осторожно касаясь синяка.
— Неважно, — покачал головой, словно ничего страшного не произошло.
— Важно, — упрямо покачала головой. — Это ведь люди моего отца?
По глазам видела, так и есть.
— Единственное, что радует в этой ситуации — то, что ты беспокоишься, Самойлова, — хмыкнул довольный донельзя Кирилл, а я на это фыркнула и отстранилась. — А в остальном я сам разберусь, уж поверь.
Воцарилась тишина. Я сидела насупленная и злая на самоуправство отца, ведь просила же не лезть.
— Я не такой, как Артем, — сказал вдруг Кирилл, не отрывая взгляда от моего лица.
От его слов побледнела. Руки похолодели, позвоночник натянулся струной.
— Кто тебе рассказал? — прохрипела, сразу же отбрасывая в мыслях Милу, она бы не сделала этого. Догадка озарила сразу же: — Отец?
— Он любящий отец, Аида, — усмехнулся Соловьев, словно испытывая уважение к нему. — Вырвать бы ноги этому Артему за тебя.
— Не надо, — улыбнулась слегка, а после замерла, когда рука парня потянулась к моей щеке.
— Ты дашь мне шанс доказать, что я другой? — тихо задал свой вопрос, нежно погладил меня по лицу.
Меня тянуло сразу же согласиться, но разум шептал, что делать этого не стоит.
— А толку? Ты ведь даже ничего обо мне не знаешь, — покачала головой, хотя внутри плакала от желания быть с ним.
— Так позволь узнать, — простонал Соловьев и уперся лбом о мой лоб. — Я буду рад всему, что ты мне предложишь.
Я промолчала, но не оттолкнула его, наслаждаясь нашей невольной близостью.
— Ты, кстати, красиво рисуешь, — отстранился он сам и выдохнул, а после достал из сумки знакомый альбом.
Замерла на месте и явно округлила в удивлении глаза.
— Откуда ты… Мила! — стиснула кулаки и поджала губы. — А ну отдай! Надеюсь, ты не листал его?
Потянулась к своей собственности, но куда мне, коротышке, против высокого Соловьева.
— Не злись на нее, — рассмеялся раззадоренный парень. — Если бы не она, вряд ли бы я снова решился ухаживать за тобой.
— Что, эго бы не позволило? — фыркнула.
— Нет, — покачал он головой и грустно улыбнулся. — Просто сама мысль, что я тебе не нужен, угнетает.
Его слова неожиданно попали мне в самое сердце, заставляя застыть.
— Я в твоих глазах, к слову, красавчик. Ты действительно очень красиво рисуешь, никто бы не смог настолько точно передать мой характер, — снова присел Кирилл на скамейку и стал листать альбом.
И, конечно же, на каждой странице видел себя. Ведь влюбленная Аида только им и была вдохновлена. Он всё листал и листал, касался карандашных линий, улыбался довольно и хитро смотрел на меня, словно картинки говорили ему больше, чем мои слова. Стало так неловко, что захотелось быстро сменить тему, что я успешно и сделала.
— Кот твой, кстати, давно уличным стал. Его хозяева на улицу выкинули, переехали куда-то. Я его к себе взяла, ты же не удосужился, — сложила на груди руки, даже не злясь на себя за подобную сентиментальность.
— Какой кот? — недоуменно спросил Кирилл, а затем просиял. — А, Рипус, то-то я думаю, что давно не видать его.
— Пф, — сложила на груди руки и отвернулась от него.
А затем охнула, когда руки Соловьева притянули меня ближе к себе.
— Долго дуться будешь, кошка?
— Не детка я теперь, а кошка? — фыркнула, но улыбнулась, не в силах сдерживаться.
— Самое главное, моя кошка, — облизнулся, словно кот, объевшийся сметаны. А затем вдруг спросил у меня полуугрожающе: — Моя же?
— Твоя, твоя, — буркнула, не в силах больше держать бастионы.
Он вдруг резко поднял меня со скамейки и прижал к себе, целуя то в лоб, то в щеки, то в губы. Казалось, что его лавину нежности прорвало, выплескиваясь мощным потоком на объект его интереса. Меня.
— Хорошая моя, девочка моя, — всё бормотал от избытка чувств.
— Дышать нечем, — в какой-то момент прохрипела, пока он с силой прижимал меня к своей груди.
Он ослабил хватку, но мы так и продолжали стоять, обнявшись и наслаждаясь друг другом.
— Кстати, ты не забыла, у нас еще два обязательных свидания, — хмыкнул он в какой-то момент и поцеловал меня в макушку.
— Боюсь представить, что ты там придумал, — закатила глаза, а после глянула в его, видя там только собственное отражение.
— Ну пока ничего, но точно знаю, чем мы займемся на шестом. Я обещал тебе дартс, помнишь? Кирилл всегда выполняет обещания, — дернул бровями.
— Реванш? — усмехнулась сквозь слезы. — Хочешь снова проиграть мне?
— Обязательно, — улыбнулся он, а затем притянул к себе и подмигнул. — А рисуешь ты просто круто. Нарисуешь меня неглиже?
— Пошляк, — ударила ладошкой его по плечу и всё же призналась: — После встречи с тобой ко мне снова вернулось вдохновение. Удивительно, правда? Любовь творит чудеса.
Последнее вырвалось непроизвольно, я аж поперхнулась. Застонала, что не смогла удержать чувства в узде, слишком расслабилась от счастья.
— Любишь? — невероятно осторожно повторил за мной Кирилл.
Замерла после этого вопроса. Первой отвечать была не готова больше. Этот вопрос причинял мне боль, возвращая в воспоминания.
— Любишь? — снова спросил он и погладил меня по щеке, по которой вдруг скатилась слеза.
— Люблю, — приподняла ресницы и посмотрела ему в глаза.
Но вместо туч, которые были в прошлый раз, сейчас в них горели звезды.
— И я люблю, — прошептал, а затем наклонился и поцеловал меня в губы.
Мы растворялись друг в друге, отдаваясь на волю чувств и эмоций. Он возносил меня на небеса, а в моем животе снова порхали бабочки.
Любишь?… Любишь…
Эпилог
Кирилл
Полгода спустя
Анатолий Самойлов сидел напротив и сверлил меня тяжелым темным взглядом.
— По-хорошему ты, видимо, не понимаешь, — процедил сквозь зубы мужчина.
— Я люблю вашу дочь и никогда ее не обижу, — не собирался уступать свою девочку.
— Уже обидел, — оскалился отец Аиды, сидя напротив меня по ту сторону стола.
